Я пришел к поворотному моменту в своем исследовании. Прежде я следовал предположению Сантильяны и Дехенд о том, что в некоторых употреблениях в мифах «животные являются звездами», а «топонимы — метафорами для положения в небесной сфере». Результаты говорили сами за себя. Теперь же я понял, что вопрос, который я задавал о материале — «Что связывало андских богов и астрономию в андской мифологии?» — также предчувствовался в «Мельнице Гамлета». «Третье правило» исследования Сантильяны и Дехенд — «боги — это планеты» — лежало прямо передо мною. Я должен был либо идти вперед, либо остановиться.
Я колебался по трем причинам. Во-первых, я никогда не понимал в полной мере роли «планетарных божеств» в древней космологии, описанной Сантильяной и Дехенд. Я действительно не был уверен в том, что когда-либо смогу осмыслить эту часть их работы. Во-вторых, я снова столкнулся со своим собственным порогом доверчивости. Я просто никогда не считал серьезной возможностью, что техническая терминология, столь же таинственная и замысловатая, как и упомянутые в «Мельнице Гамлета» планетарные знания Старого Света, могла бы явно присутствовать также и в Андах. Кроме того, был ясен единодушный приговор современной науки: единственная планета, с которой андские народы были достаточно знакомы и дали ей имя, была Венера.
В-третьих, мне казалось, что изучение возможности проявления андских богов в образе планет неизбежно привело бы к своего рода методологической расплывчатости. Ничто, кроме молчания научной литературы, не вынуждало меня приводить доказательства, основанные на сравнительных характеристиках Старого Света и андских божеств. В то время я и не помышлял, что чисто андский материал мог бы обеспечить средства для проверки и доказательства.
Оглядываясь назад, могу сказать, что успокаивает осознание того, насколько близко я подошел к отказу от этого пути исследования. Я должен был еще проверить для самого себя, могли ли буквальные значения имен андских богов содержать астрономическую информацию. Самое большее, что для этого требовалось, — это ежедневный поиск по всем современным словарям этимологии различных имен бога Виракочи. Если бы обнаружился хотя бы слабый проблеск какой-то связи между буквальным значением этих имен и техническим языком мифологии, тогда стоило бы рассматривать это далее. Но я читал вторичную литературу, а там мало что иное, кроме жесткого и необычно грубого обращения с фонемами отдельных имен андских богов, говорило о том, что в основе андских религиозных «верований» лежали какие-либо систематические темы или логика.
Например, лишенная смысла трактовка имени бога Виракоча в значении «морской пены» утвердилась в печати уже в 1551 году, и с тех пор данное толкование в качестве общепринятого в письменном виде так ничем и не было заменено. И эта интерпретация уже пережила многие эпохи. Далее, идея поиска в словарях казалась поначалу просто упражнением в бесполезности. Судя по тому, что утверждалось в литературе, я предполагал, что искать значение имени Виракочи было безнадежно.
Склонила весы в пользу продвижения вперед — хотя бы лишь в намерении — мысль о том, что я мог бы по крайней мере поискать одно или два из прочих названий Виракочи, чтобы убедиться, что их не было вовсе. Я начал с имени «Тунапа», встречавшегося в хрониках в качестве одного из имен Виракочи, но особенно часто (более двадцати раз) использовавшегося Пачакути Ямки, индейским дворянином из района озера Титикака. Кечуа и аймара изобилуют смешанными словами. Я знал, что в обоих языках глагол апа-и означает «нести». Затем я нашел туна. Оно означает «жернов». Тунапа Виракоча значило «носитель мельницы». Этот процесс занял примерно девяносто секунд.
Бессмысленное совпадение я оставляю в стороне, ибо в настоящее время нет приемлемого исторического объяснения, почему этот образ должен был появиться в южных Андах. Дехенд пыталась добиться более полного понимания деус фабер, «творца» бога, след которого просматривается во всех мифах высокоразвитых культур от Океании до Скандинавии, и в конечном счете понимания того, что этим богом, обладавшим мельницей, была планета Сатурн. За единственным и долго игнорировавшимся исключением, определенные сведения относительно андских представлений о планетах почти полностью лишены первоисточников, равно как и современных этнографических исследований. Кроме того, евразийская «мельница», несомненно, образовывалась полярно-экваториальными координатами, в то время как, согласно принятой в настоящее время парадигме, андская астрономия основывалась на горизонте, системе средних широт, используя круг горизонта и оси зенита солнца как первичные — на самом деле единственные — средства ориентации. Теперь трудно воссоздать в памяти тот шок, который я испытал после прочтения одной этой словарной статьи. Она открыла огромное хранилище тайн.