Следующий день ехали распадками, густо поросшими лесом. Вековые деревья, мрачно раскинув над людьми темные лапы, казалось, хотели подмять, раздавить непрошенных пришельцев. Ватная тишина не нарушалась даже стуком копыт, настолько мягкой была хвойная подстилка. Взошло солнце, и вязкая духоте наполнила лес. Косые лучи с трудом пробивались сквозь темный лапник, но те, что пробились, наполняли лес испарениями и духотой. После бессонной ночи клонило ко сну. Гном давно клевал носом. Даже Конан крепился из последних сил.
— Мы должны найти безопасное место и поспать, иначе он нас победит… — Итилия уронила голову на грудь.
— Проклятье! — сквозь зубы воскликнул Конан. — Проснитесь во имя всех богов! Колдун идет за нами по пятам!
— Что?! — встрепенулся Хепат. — Где? Я ничего не слышу!
И через мгновение вновь раздался его храп. Конан с силой потер лицо ладонями. Огляделся. Справа громоздились скалы, и среди валунов темнел вход в пещеру.
— Может быть, именно туда он нас и ведет, но ничего другого не остается…
Спешившись, он взял уздечки, выпавшие из бессильных пальцев спутников и, шатаясь, повел в поводу коней и верблюда, тоже ставших вялыми и сонными. Пещера, ухмыляясь, раскрыла темную пасть. Конан, не раздумывая, шагнул в полумрак.
Под нависшими сводами застыла тяжелая духота. Пот заливал глаза. Пещера была шагов десять в длину и около пяти в ширину, и, судя по застоявшемуся воздуху, имела один вход. Нападения сзади можно было не опасаться. Конан понял, что основным противником будет напускаемая чарами колдуна сонливость.
Некоторое время спустя лошади и верблюд стояли в дальнем конце пещеры, а женщина и гном мирно спали на расстеленном одеяле. Еще через полколокола северянин понял, что противиться волшебным чарам невозможно. Голова его склонилась на грудь, меч выпал из рук…
Очнулся Конан оттого, что стал задыхаться. Рванувшись, почувствовал острую боль в запястьях. Руки и ноги были надежно прикручены сыромятными ремнями. В горло врезалась тонкая веревка.
Придя в себя, Конан осмотрелся. Он находился в большой задымленной пещере, освещаемой множеством факелов. Где-то вдали светлое пятно указывало на выход, которым теперь вряд ли суждено воспользоваться. Его надежно привязали к корявому дереву, давно высохшему и невесть, как выросшему когда-то в темной пещере. Неподалеку — к раскрашенному, резному столбу, очевидно служащему культовым целям, была привязана обнаженная Итилия. Вокруг, гикая и потрясая длинными волосатыми лапами, плясали голые дикари.
Оскаленные морды, клочья пены на губах, говорили о том, что пляска довела их почти до исступления. Они кружились, выкрикивая бессвязные слова, постепенно сужая круг и не сводя горящих злобой и похотью глаз с пленницы.
Хепата нигде не было. Очевидно, колдун просто не видел смысла продлевать жизнь гному. А вот, Конану — похитителю кости Уробаха, и Итилии — женщине-воину, предавшей его, колдун жизнь пока оставил… Несомненно, для того, чтобы предать их медленной, мучительной смерти.
— Здравствуй, герой, — раздался притворно-ласковый голос.
С трудом повернув голову, Конан встретился взглядом с горящими глазами колдуна.
Актион был высокий и по-своему красивый мужчина, лет сорока. Темные вьющиеся волосы тронуты сединой, борода завита мелкими кольцами. Конан заметил, что одет он в богатый, расшитый золотом халат — скорее всего, в тот самый, в котором ему когда-то пришлось спешно покинуть свой дом. Значит, он скитается с тех самых пор…
— Как я рад, Конан, что ты попал мне в руки, — ласково продолжал колдун. — Ты лишил меня дома… вся знать обрушилась на меня, как только я лишился кости… Они хотели меня казнить… Жалкие людишки…
Актион ласково погладил Конана по залитой потом щеке. Затем, резко приблизившись, пронзительно глянул в синие глаза киммерийца и застыл на долгий миг, пытаясь, казалось, вытянуть из привязанного к дереву северянина самую душу. Действительно у Конана возникло ощущение стремительного падения с горной кручи. Он напряг волю и вновь увидел перед собой лицо колдуна, на сей раз искаженное злобой.
— Ты сильный воин, — нехотя признал Актион, — другой сейчас бы уже бился в припадке безумия.
— Что ж, теперь посмотрим, какова сила этой женщины, — и колдун неспешным шагом подошел к Итилии.
Дикари почтительно склонились и, пятясь, отошли на несколько шагов, не сводя, однако с обнаженной женщины похотливых глаз.
Долго Актион молча и, как показалось Конану, с сожалением смотрел на одну из своих бывших возлюбленных. Затем вдруг дернулся и застыл в странной, неестественной позе. Казалось, он хочет бежать и не может сделать ни одного шага. Итилия с ужасом смотрела куда-то вверх. Из-под самых сводов пещеры, где висела плотная темнота, медленно опускалась серая, клубящаяся туча. К ней потянулся дым факелов. Туча впитала его, уплотнилась и увеличилась в размерах.
— Уробах! — завопил колдун. — Я твой слуга! Но оставь ее мне! Оставь, и я обязуюсь вечно…
— Она моя, — пришел монотонный, без интонаций голос.
Туча клубилась, выбрасывая в стороны дымные отростки. Затем, медленно снижаясь, поплыла к Актиону и привязанной женщине.
Итилия пронзительно вскрикнула. Колдун все еще не мог сдвинуться с места и только отчаянно жестикулировал. Туча медленно окутала их серым туманом. Мгновение спустя Конан увидел упавшего на одно колено Актиона. Обрывки веревок лежали на земле у подножья пустого ритуального столба.
— Куда он унес ее?! Отвечай, отродье!
Актион, шатаясь, поднялся на ноги. Взгляд его был затуманен, пот обильно орошал лицо. Подойдя к Конану, он устало сказал:
— Демон вышел из-под моей власти… Все это из-за тебя, похититель. Но мы еще можем вернуть то, что нам принадлежит…
— О чем ты болтаешь, во имя Крома?!
— Ты ведь хочешь вернуть женщину? — продолжил колдун. — А я хочу вернуть кость. Мы можем стать союзниками.
— Да избавят меня боги от такого союзника! — воскликнул Конан и в то же время почувствовал, что чей-то нож разрезает его веревки. Хепат! Это мог быть только гном, незаметно подкравшийся в полутьме.
— Не горячись, герой, — насмешливо продолжал между тем колдун, — демон унес женщину в нижние пределы, а туда ты без меня не попадешь. Только с моей помощью. А мне понадобится твой острый меч, ибо в пути будет с кем сразиться.
В этот момент Конан схватил Актиона за горло. Хепат, выйдя из-за дерева, приставил кинжал к сердцу колдуна.
— Решайся, Конан — продолжал Актион, будто ничего не случилось, — мы нужны друг другу. Решайся! Без меня ты не найдешь женщину.
Конан ослабил хватку.
— Что ж, станем союзниками, — он скрипнул зубами, — на время! Только на время!
— На время, — эхом повторил колдун и задумчиво посмотрел на гнома. — А я думал, что тебя давно съели, вместе с твоим верблюдом…
— Что?! — Хепат вновь схватился за кинжал. — Дикари съели моего верблюда?! Да падет на них проклятие всех богов и демонов! Это был хороший, смирный верблюд.
— Теперь уже ничего не поделаешь, — притворно покачал головой колдун, — я должен был их накормить. Нет ничего хуже голодного дикаря. Но я рад сообщить, что ваши лошади целы и невредимы.
Актион спокойно направился к выходу. Дикари, видимо, напуганные демоном, не показывались.
Лошади со всем снаряжением действительно стояли у входа. Неподалеку пасся прекрасный, серый в яблоках скакун, принадлежащий, очевидно, колдуну.
Конан вздохнул полной грудью и осмотрелся. Невдалеке шумела кронами небольшая роща. На небе сияло ласковое солнце. Кони были готовы к дальнему, опасному путешествию.
Двигались большей частью молча. Впереди ехал Актион на сером жеребце, за ним — Конан, и замыкал небольшой караван мрачный Хепат, то и дело вглядываясь в спину колдуна и поглаживая фамильный кинжал. Дорога перешла в узкую тропинку, а затем и вовсе исчезла. Колдун направлял лошадь вверх па ущельям, выбирая, казалось, самые опасные места.