- Смотри, а то могу тебе и скорую вызвать. Бандитничать тоже с умом надо: обычная подсечка, а ты чуть на тот свет не угодил. Чему вас там учат.
- Не надо, - сказал парень, не отпуская руки и рассматривая зубы на снегу. Видимо, его слова относились к скорой. Бывший спецназовец поглядел на него внимательней и спросил:
- Ну и куда ты пойдешь-то?
- Домой.
- Да ты, пожалуй, не дойдешь.
- Дойду, - ответил Колин почти четко и посмотрел на спецназовца поверх руки уже не остекленелым, а устало-упорным взглядом. – Первый, что ли, вы меня бьете, - докончил он, отнял руку, стряхнул с нее кровь на снег и медленно, чуть пошатываясь, но не оглядываясь, пошел к проезжей дороге. Бывший спецназовец следил за ним, пока он не скрылся за углом дома: казалось, хотел окликнуть, но передумал, и перевел взгляд сначала на зубы, валяющиеся под каруселью, а потом на свою собачку, которая сразу завиляла хвостиком.
- Вот ведь, а, Муха? – обратился он к ней ласково-хозяйским тоном. – Шпана-то какая дохлая пошла. Даже прямо жалко немного пацана. Мент из него мог бы выйти неплохой… Если его раньше не убьют.
Патологоанатом четвертого отделения, Синдерелла Ивановна, тем временем, получала приятный сюрприз прямо с доставкой на дом. Только они с мужем и сыном десяти лет сели ужинать, как раздался дребезжащий звонок в дверь, будто кто-то жал на него дрожащим пальцем.
Синдерелла Ивановна удивилась, но пошла открывать, и через минуту ее семья лицезрела заснеженного и окровавленного Колина, который, пошатываясь, вперся в ботинках на комнатный ковер и шепеляво сказал:
- Ш-сидерелла Ивановна, шделайте мне блокаду. Новокаин же есшть?
Сын Синдереллы Ивановны заржал так, что у него изо рта вывалилась котлета.
- Што ты с-шмеесся? – поинтересовался Колин, видимо, впервые услышал себя со стороны, а может, еще не выветрилось действие того, что он курил – так или иначе, он тоже вдруг зашелся истерическим хохотом. От этого, естественно, рот его раскрылся, продемонстрировав сильно поредевший верхний зубной ряд.
- Господи боже, Колин! – опешила Синдерелла Ивановна. – Где тебя так?
- Да там… На улицше… Об эту… Хи-хи… Карус-шель! Ха-ха-ха… Об карус-шель, говорю, вот. Сшделайте блокаду, а то ноет…
- Какую блокаду, тебе надо рентген сделать, может, челюсть треснула! А ну садись и сиди вот так, мой дорогой, голову вверх… Алик, принеси из шкафчика нашатырь и лед из морозилки достань.
- Угу. Сильно болит? – посочувствовал сын патологоанатома – он Колина знал хорошо, тот не раз заходил к ним домой.
Колин чуть-чуть покачал головой:
- Не шильно… Так, ноет.
- Ноет у него… Ну-ка, - Синдерелла Ивановна взяла его за виски и повернула к люстре. – Рот открой. Даже крови почти нет.
- Шнегом, - объяснил Колин. – С-шнегом, говорю…
- Да поняла я, снегом ты смыл. Надеюсь, хотя бы не грязным. Открывай рот обратно. … Так, корни целы. Повезло тебе, легче будет вставить коронки. Сейчас я позвоню…
- Не надо. Я шам.
- Что ты там «шам»? Зубы себе вырастишь? Не глупи, уже наглупил достаточно. По знакомству нам за небольшие деньги сделают… У тебя еще и губа разбита, зашивать придется, ну, это я сама…
Несмотря на вялые протесты, Колин был уложен в другой комнате на диванчик. Возле него ошивался любопытный Алик, ненужно поправляя пакетик со льдом. Синдерелла Ивановна обстоятельно мыла руки и готовилась дезинфицировать свой хирургический набор. Муж подошел к ней и, мрачно усевшись за ее спиной на табуретку, поинтересовался вполголоса:
- Ну и когда это кончится? Может, хорош с ним возиться? Это же шпана. Ты не боишься, что он на нас грабителей наведет?
- Колин-то? – Синдерелла Ивановна хмыкнула. – Зачем ты его демонизируешь. Все мальчишки глупости делают.
- Да, например, курят наркотики. Ты заметила, что он обкуренный к нам явился?
- Конечно. Но это вещь слабая, в кое-каких странах даже легально продается. Ты же знаешь, как он живет, я тебе рассказывала. Вот так отвлекается.
- В тебе какой-то спасатель просто умер! – воскликнул муж раздраженно. – Правильно тебя назвали: ты как Золушка в сказке, в принцев из тыквы веришь!
Синдерелла Ивановна осторожно попробовала хирургическую иглу, удовлетворенно хмыкнула и спокойно пробасила:
- Не то чтобы верю, Костя. Скорее, надеюсь.
* *
От Синдереллы Ивановны я вышла со странным чувством: образ Колина в моей голове в очередной раз повернулся неизведанной стороной. С моим другом всегда было так: только привыкнешь, что он ведет себя одним образом, как выясняется, что он когда-то бывает вообще противоположным. Про свою бурную юность и хулиганскую компанию упоминал и сам Колин, но делал он это без таких красочных подробностей, так что впечатление у меня создалось совсем другое. Может, еще потому, что я судила по себе, а для меня верхом хулиганства и разнузданности были телефонные шутки типа «Вам ванна нужна? Нет? Тогда выносите» и посылание кого-нибудь к черту. Колина, какой он был сейчас, я никак не могла привинтить к хулиганской компании, выбивающей зубы: несмотря на внешнюю безалаберность, мой друг был весьма рассудительным и имел какой-то природно-пуританский взгляд на многие вещи. Женек совсем недаром называл его «наш монашек»: он брезгливо морщился от таких вещей, которые вызывали определенный интерес даже у меня, хотя я пока что об отношениях могла судить только по фильмам, редким малоприличным сценам, попадающимся в книгах, и нескольким обниманиям и поцелуям, которые я позволила Мишке. Но, оказывается, у Колина еще оставались тайны, а сегодня, видимо, был день их раскрытия, потому что, придя от Синдереллы Ивановны, я попала на еще кое-что новенькое.