«И будят тебя, — мысленно добавила она, — поэтому в такие дни ты приходишь вовремя».
— Должно быть, ты очень по ней скучаешь, раз не можешь расстаться с письмом.
Кровопечатник сгреб Шай за ворот блузки.
— Не смей говорить о ней, ведьма, — прошипел он. — Не смей! И никаких колдовских штучек!
Кровопечатник оказался моложе, чем она думала. С джамарцами всегда так: из-за белых кожи и волос чужакам кажется, что они не имеют возраста. Шай следовало это учесть. Он еще совсем юнец.
Шай поджала губы.
— Ты говоришь о колдовских штучках, а сам держишь печать, измазанную моей кровью? Это ты, дружочек, угрожал отправить за мной в погоню скелеты. А я умею разве что полировать столы.
— Да ты… да ты… Аргх!
Юноша всплеснул руками и приложил печать к двери.
Стражники равнодушно взирали на них с легким неодобрением. Шай нарочно подбирала слова так, чтобы подчеркнуть, насколько она безобидна, в то время как кровопечатник — настоящее чудовище. Стражники почти три месяца наблюдали за ее возней и воспринимали ее как дружелюбного ученого, а кровопечатник пускал ей кровь, которую использовал для ужасных таинственных дел.
«Пора обронить бумагу», — подумала Шай.
Она опустила рукав, чтобы из него, пока стражники отвернулись, выскользнула подделка. С этого начинался план побега… Однако настоящая подделка, душа императора, еще не закончена.
Шай засомневалась. Глупо, но она засомневалась.
Дверь захлопнулась.
Она упустила возможность.
В оцепенении Шай добралась до кровати и присела на край. Поддельное письмо так и осталось в рукаве. Почему она засомневалась? Неужели ее инстинкт самосохранения настолько слабый?
«Я могу подождать еще немного, — сказала она себе, — пока не будет готов знак сущности Ашравана».
Шай твердила это себе уже не первый день. И даже не первую неделю. Чем ближе к назначенному сроку, тем вероятнее Фрава нанесет удар. Она снова заявилась и под другим предлогом забрала записи Шай для изучения. Неуклонно приближался момент, когда другому поддельщику не составит труда разобраться в работе Шай и доделать ее самому.
По крайней мере, так он решит. Чем дальше продвигалась Шай, тем лучше понимала, насколько невыполнимо задание. И тем больше жаждала добиться успеха.
Она открыла свою книгу о жизни императора и вскоре обнаружила, что просматривает заметки о его юношеских годах. Мысли о том, что он не вернется к жизни, что вся ее работа — просто прикрытие для побега, причиняли физическую боль.
«Ночи, — мысленно вздохнула Шай, — ты к нему привязалась. Ты начинаешь видеть его глазами Гаотоны!»
Нельзя давать волю чувствам. Она с ним даже никогда не встречалась. Кроме того, он недостойный человек.
Но так было не всегда. Нет, на самом деле он никогда не становился недостойным. Все гораздо сложнее, как и с любым другим. Она могла его понять, могла увидеть…
— Ночи! — воскликнула Шай, вскочив и отбросив книгу. Нужно проветрить голову.
Когда шесть часов спустя пришел Гаотона, Шай как раз прикладывала печать к дальней стене. Старик открыл дверь, шагнул в комнату и замер, когда стену затопило цветом.
От печати Шай, как струи краски, зазмеились узоры: зеленые, алые, янтарные. Как живая, вырастала картина: на ветвях распускались листья, наливались гроздьями фрукты. Деталей становилось все больше, из ниоткуда появилась золотая отделка и побежала по стене, обрамляя листья и отражая свет.
Фреска заполнялась, каждый ее дюйм был пропитан иллюзией движения. Вились побеги, из веток неожиданно пробивались шипы. Гаотона с благоговением выдохнул и шагнул к Шай. За ним вошел Зу, а двое других стражников удалились, закрыв за собой дверь.
Гаотона прикоснулся к стене, но, разумеется, краска была сухой. Стена считала, что ее разрисовали много лет назад. Гаотона опустился на колени, рассматривая две печати, которые Шай поместила в основании картины. Трансформацию запускала третья печать, поставленная сверху, а в двух первых было описано, как создать рисунок: основные принципы, изменения в прошлом и инструкции.
— Как? — спросил Гаотона.
— Один из бойцов сопровождал Ацуко из Джиндо во время его визита во Дворец Роз, — ответила Шай. — Ацуко заболел, и ему пришлось три недели провести в постели. В комнате всего лишь этажом выше.
— Твоя подделка помещает его в эту комнату?
— Да. Это случилось до того, как в прошлом году просочилась вода и испортила потолок. Поэтому его вполне могли разместить в этой комнате. Стена помнит, что Ацуко провел здесь много дней, слишком слабый, чтобы выходить. Но сил рисовать ему хватало — понемногу, чтобы скоротать время. Каждый день он добавлял к узору то лозу, то листики, то ягоды.