Я стал спускаться на основном парашюте. Опять меня развернуло к Волге. Проходя парашютную подготовку, мы прыгали много раз вот над этим местом. Много летали там. Я увидел железную дорогу, железнодорожный мост через реку и длинную косу, которая далеко в Волгу вдается. Я подумал о том, что здесь, наверное, Саратов. Приземляюсь я в Саратове.
Затем раскрылся запасной парашют. Раскрылся и повис. Так он и не открылся. Произошло только открытие ранца.
Я уселся поплотнее и стал ждать отделения НАЗа (носимого аварийного запаса. — С. З.). Слышал, как дернул прибор шпильки. Открылся НАЗ и полетел вниз. Через подвесную систему я ощутил сильный рывок, и все. Я понял, что НАЗ пошел вниз самостоятельно.
Вниз я смотреть не мог, чтобы определить место, куда он падал. В скафандре это сделать нельзя…
Тут слой облачков был. В облачке подуло немножко, и раскрылся второй парашют. Дальше я спускался на двух парашютах".
Концовку этой истории вы наверняка помните. Ю. А. Гагарин приземлился на вспаханном поле, неподалеку от Саратова. Его окружила группа колхозников. Потом подоспела машина с военными. Они сказали, что по радио идет передача о космическом полете. И бывший старший лейтенант, в мгновенье ока оказавшийся майором, стал известен всему миру.
Ну а теперь скажите, что в данном докладе этакого? А также попробуйте догадаться почему его тщательно секретили столь долгое время?.. Лично мне из всего этого понятно лишь одно. Только в такой вот атмосфере, где правда легко заменяется ложью из «идейных соображений», и стало возможным возникновение разного рода слухов о том, что Гагарин был отнюдь не первым космонавтом Земли.
Неприятности продолжаются. Увлекшись судьбой Ю. А. Гагарина и перипетиями его первого полета, мы лишь вскользь упомянули о технической надежности первых космических кораблей. А просчеты и ошибки между тем продолжали накапливаться. Но их зачастую подвергали не анализу, а замалчиванию, забвению: победителей, как известно, не судят. В результате же…
Уже при запуске Г. С. Титова была допущена ошибка, если так можно выразиться, стратегического плана. Как мне рассказывали, орбита полета второго «Востока» оказалась слишком высокой, и корабль попал в так называемые радиационные пояса нашей планеты. О коварстве радиации все сегодня наслышаны достаточно, и теперь сами можете ответить на вопрос, почему Герман Степанович, в отличие от многих других космонавтов первого призыва, побывал в космосе всего один раз?
Впрочем, справедливости ради отметим, есть и другая точка зрения на события. Согласно другой, обнародованной совсем недавно, версии Г. С. Титов не полетел в космос второй раз потому, что был задействован в двух суперсекретных военных программах — «Спираль» и «Алмаз». Обе они так и не были доведены до завершающей стадии, а потом Герман Степанович по возрасту вышел из отряда космонавтов.
…Очередная накладка произошла при запуске космонавта ј 5 В. Ф. Быковского.
«Что случилось тогда, я узнал только после полета, — рассказывал годы спустя Валерий Федорович. — Мне сказали: „Будем открывать люк“. А это тридцать две гайки да плюс после закрытия — проверка на герметичность. Открылся люк. С помощью зеркала, расположенного на рукаве скафандра, вижу шест, а на конце его то ли зажим, то ли ключ какойто. В общем, там, под креслом, что-то щелкнуло, зашуршало, и мне говорят: „Все! Полный порядок!“ Закрыли люк, проверили герметичность…»
Произошло же вот что. Как вы уже знаете, кресло космонавта на первых «Востоках» могло катапультироваться. А это значит, что под ним помещался твердотельный ускоритель, который выбрасывал космонавта из кабины, словно снаряд из пушки. Чтобы не произошло самопроизвольного отстрела кресла во время предстартовых испытаний или в момент посадки космонавта, кресло ставится на предохранительные защелки. Снималась же страховка достаточно просто: надо потянуть за шнур, и система приводилась в боевую готовность.
На этот же раз все произошло по-другому. Кресло с предохранителей перед самым закрытием люка снимал И. Хлыстов — моряк в прошлом, человек силы недюжинной. Он дернул за шнур и перестарался одна половинка оказалась у него в руках, другая под креслом. Посмотрели на датчики: защелки вошли в пазы направляющих, кресло освободилось от предохранителей, но шнур не высвободился. Проверили еще раз: автоматика подтвердила — кресло освобождено от предохранителей. Все же решили доложить Королеву. Конструктор кресла В. Сверщек спустился с верхотуры вниз, но доложил не Королеву, как положено, а главному конструктору своего КБ С. Алексееву. Тот поначалу посчитал, что ничего страшного не произошло, но ближе к моменту старта все-таки заволновался. Ведь кресло отстреливается с большой силой. А ну как шнур за что-либо зацепится?!
Королеву все-таки доложили о происшествии. Тотчас последовала команда: «Вскрыть люк!» А поскольку шел уже предстартовый отсчет времени, Сергей Павлович пообещал: «За каждую сэкономленную секунду — тысячу рублей!»
Злополучный шнур извлек все тот же Иван Хлыстов, а всего бригада из восьми человек перекрыла нормы открытия-закрытия люка на 13 минут.
…Снова на старте объявили получасовую готовность. И опять накладка: выявлено отклонение от нормы в системе гироприборов. Снова доклад главному. Королев со специалистами проанализировали ситуацию: отклонение от оси гироскопа было незначительным, но Сергей Павлович остался непреклонным:
— Объявить перенос старта на два часа. Заменить весь блок, повторить все испытания…
В общем, Быковский просидел в своем кресле около 5 часов, прежде чем ракета все-таки взлетела.
Со спуском тоже, как и в случае с Гагариным, были осложнения. Вот какие подробности вспоминал сам В. Ф. Быковский:
"Тормозная двигательная установка включилась без хлопка. Так, легонький толчок получился, небольшой шум. Засек время, отработал 39 секунд, доложил на Землю об окончании работы двигателя, стал ждать разделения. Секунды идут, смотрю на часы, идут вовсю. Табло «Приготовиться к катапультированию» не загорается. А ведь разделение должно идти через 20 секунд после отработки двигателя. А разделения нет. После остановки тормозной установки полетели хлопья, как снег. Во всех иллюминаторах это видно… Проходит минута, вторая, а глобус идет нормально, показывает местоположение над земной поверхностью, потому вижу: прохожу экватор, затем подхожу к Каспийскому морю… И вот тут началась болтанка. Ничего не могу понять. Я говорю на магнитофон, не успеваю говорить, так вращается корабль. Первое, что я увидел в правый иллюминатор, — лохмотья такие блестящие висели из термоплаты. Там торчат металлические детали и начинают нагреваться красным цветом… Что же делать? И в этот момент пошла раскрутка. Сначала медленно, потом стало сильно крутить. Раскрутка пошла с большой скоростью, и я не мог определить скорость вращения. Началось разогревание приборного отсека, стало мотать: невозможно было понять, как крутило меня… Уже было Каспийское море, середина его, за бортом бушевало настоящее пламя. И здесь произошел один рывок, другой — и все резко прекратилось. Загорелось табло: «Приготовиться к катапультированию». Значит, все: разделение произошло. Так прошло минут десять. Посмотрел на глобус — середина Каспийского моря. Ну, думаю, куда же я теперь сяду? Стал смотреть за кораблем. Он качался, быстро качался. Я включил киноаппарат. Снимаю, перегрузок пока не чувствую, только вращение корабля ощущаю. А потом стали постепенно увеличиваться перегрузки, медленно. Корабль стал как бы постепенно успокаиваться. Я смотрел вниз: видна вода, море видно. Вода мелькает, облака белые и суша. Наблюдаю, высоко ли до облаков. Потом вода кончилась…