Оценить реальную величину такого жалования позволяет простое сравнение. В 1953 году средняя месячная зарплата рабочего составляла 928 рублей, служащего — 652 рубля, инженера — 1230 рублей, работника министерства — 1100 рублей.
…Повышение персональных ставок только двум группам бюрократии впервые прояснило отношение Маленкова к республиканским правительствам и их министерствам, оценку их как излишних, надуманных для структуры управления экономикой. Продемонстрировало и иное, менее заметное, но весьма определенное. Что Маленков, без сомнения, стремится, хотя и весьма сложным путем, постепенно добиться ликвидации существовавшей лишь в Конституции призрачной суверенности союзных республик. Отрицательно относится к их необычайно возросшим за последние годы, особенно после вступления в ООН БССР и УССР, претензиям на большую самостоятельность. Словом, Георгий Максимилианович является поборником унитарного государства не только по сути, но и по форме. Выступает, хотя и скрытно, против сталинского решения национального вопроса, единственным воплощением которого стало административное деление СССР.
Вместе с тем, постановления об изменении персональных ставок нанесли ощутимый удар и по КПСС. По ее престижу, по традиционному представлению о ее месте и роли в жизни общества, страны.
До 25 мая «конверты» позволяли приводить государственный и партийный аппараты в строгое соответствие, создавая прочную двуединую иерархическую структуру. На союзном уровне делали равнозначными должности замминистра и завотделом ЦК КПСС, начальника главка министерства и завсектором. На республиканском — председателя совета министров и первого секретаря ЦК компартии, министра и завотделом местного ЦК, замминистра и замзавотделом ЦК. На областном — председателя облисполкома и первого секретаря обкома. С 26 мая вся эта система, устоявшееся равновесие рухнуло. Партийные работники, если определять их имидж ежемесячным жалованием, вдруг оказались на порядок, а то и два, ниже работников исполнительных структур[812].
Столь вопиющая с их точки зрения несправедливость заставила сплотиться с не менее обиженными, обойденными членами республиканских правительств. Дружно, единым фронтом выступить в защиту своих сугубо личных материальных интересов, направляя в ЦК КПСС, на имя Хрущева, жалостливые просьбы о повышении и для них «конвертов», а заодно и о возвращении пониженным в должностях утраченных привилегий[813].
Три месяца Шаталину удавалось сдерживать неуемную алчность парт- и госаппаратчиков. Отклонять, но только благодаря твердой поддержке Маленкова, все подобные претензии. Объявлять их безосновательными.
…Берия, подобно остальным членам узкого руководства, получив укрупненное министерство, поначалу занимался исключительно кадровыми вопросами. Как и все, делал это не столько из-за реальных нужд реорганизации, сколько из-за вполне оправданного стремления окружить себя теми, на кого мог бы положиться в случае необходимости.
Еще 4 марта, только что вступив — неофициально — в должность, Лаврентий Павлович произвел перестановку в высшем звене руководства нового МВД. Провел через бюро президиума ЦК утверждение своими первыми заместителями С. Н. Круглова, с декабря 1945 года министра внутренних дел СССР; И. А. Серова, в последние годы — заместителя Круглова, Б. 3. Кобулова, отозванного из Берлина, где тот служил заместителем начальника Советской контрольной комиссии, и заместителем — И. И. Масленникова, по войскам МВД.
Две недели спустя Берия утвердил и руководителей основных структурных подразделений министерства. Начальником Первого главного управления (внешняя разведка) — П. В. Федотова, продолжительное время фактически возглавлявшего Комитет информации при МИД СССР; Второго (контрразведка) — В. С. Рясного; Третьего (военная контрразведка) — С. А. Гоглидзе; Четвертого (идеологический контроль) — Н. С. Сазыкина; следственной части по особо важным делам — Л. Е. Влодзимирского; управления правительственной охраны — С. Ф. Кузьмичева; контрольной инспекции — Л. Ф. Райхмана. В этой же группе оказались и пониженные в должности бывшие заместители министра МГБ: Б. П. Обручников, назначенный начальником управления кадров, и Н. П. Стаханов, возглавивший Главное управление милицией.
Представляя кандидатов на высокие должности, Берия бравировал тем, что двое из них, Кузьмичев и Райхман, чуть ли не накануне были освобождены из тюрьмы, где провели два года как соучастники Абакумова. Однако столь же вызывающим выглядело и отстранение ближайших сподвижников Абакумова — Л. Ф. Цанавы, и Игнатьева — А. А. Епишева. Демонстрировало, тем самым, беспристрастную оценку подчиненных, вне зависимости от отношения к ним обоим предшественников Лаврентия Павловича.
Затем Берия провел реорганизацию вверенного его попечению ведомства. 15 марта по его предложению Совмин утвердил включение в структуру нового МВД ранее самостоятельных учреждений — Главного управления геодезии и картографии, Управления уполномоченного по охране государственной и военной тайн в печати (Главлит или, попросту, цензура)[814]. Одновременно, как бы стремясь не допустить разрастания МВД, в министерство юстиции передал ГУЛАГ, а в промышленные и строительные — 18 гигантских хозяйственных управлений, применявших принудительный труд, в том числе Дальстрой, Спецстрой, Главспецнефтестрой, Гидропроект[815].
Тем самым Берия полностью избавлялся от того, чем занималось старое МВД, снимал с себя тяжкую и ненужную ему заботу, ответственность за выполнение планов по заготовке древесины, добычи угля и руды, сдаче в срок промышленных объектов, проектированию грандиозных каналов.
И все же завершить решение неотложных, хотя и рутинных проблем, Лаврентию Павловичу удалось лишь 19 марта. Тогда, когда по его представлению секретариат утвердил, а вернее переутвердил в должностях министрами внутренних дел союзных республик (кроме РСФСР, где такого поста не было) прежних министров госбезопасности, а начальниками управлений МВД по автономным республикам, краям и областям РСФСР — соответствующих начальников управлений МГБ. Оставил практически без изменений сложившееся при Игнатьеве руководство местными органами, сделав только четыре исключения. Назначил, с согласия Хрущева, председательствовавшего на секретариате, министрами на Украину — П. Я. Мешика, бывшего заместителя начальника Первого главного управления при Совете министров СССР, и в Грузию — В. А. Какучая; начальниками управлений по Московской области — П. П. Макарова и по Ленинградской — Н. К. Богданова[816].
Теперь у Берия появилась, наконец, возможность сосредоточиться на главном. На борьбе за власть и, вместе с тем, на проведении, хоть и исподволь, собственной политической линии.
Практикуя начатое в марте прекращение дел и освобождение бывших сотрудников МГБ, сопровождая такие действия полной реабилитацией вчерашних заключенных и возвращение им прежних чинов и званий, Берия действовал выборочно, явно с далеко идущими планами. Дал свободу и должности на Лубянке Н. А. Эйтингону, Л. Ф. Райхману, Н. Н. Селивановскому, С. Ф. Кузьмичеву, М. И. Белкину, некоторым иным. Только тем, кого достаточно хорошо знал по совместной работе, на чью полную и безоговорочную поддержку мог смело рассчитывать. Однако оставил в Лефортовской тюрьме Абакумова, Власика, а 16 марта отправил туда же и М. Д. Рюмина[817]. Того самого, кто способствовал летом 1951 года падению казалось всесильного Абакумова, признававшего над собой лишь Сталина. Рюмина, который явился, хотя и не по своей воле, инициатором создания «дела» врачей Лечсанупра Кремля. Вознесенного за то в конце 1951 года на должность заместителя министра МГБ СССР, и всего год спустя, когда он стал ненужным, отправленного в министерство госконтроля старшим контролером.
Три столь необычных, важных заключенных, слишком много знавших о закулисных интригах, участвовавших в них далеко не на второстепенных ролях, позволяли Берия добиться многого. И прежде всего — восстановить свое доброе имя, снять тяготевшие над ним подозрения в причастности к «делу» врачей, один из которых, Я. Г. Этингер, был лично связан с ним, а также и к «мингрельскому делу». Однако приступил к этому Лаврентий Павлович издалека.