Выбрать главу

Выступления в прениях со всей очевидностью показали, что партократия, те, кто был не избран, а назначен, всерьез опасаются за свои посты. Не желают идти на состязательные перевыборы, сопровождаемые их отчетами, не просто дозволенной, а требуемой свыше, практически в обязательном порядке, нелицеприятной критикой, обсуждением выдвигаемых кандидатов. Первые секретари ЦК компартий Казахстана — Л. И. Мирзоян, Туркмении — Я. А. Попок, Украины — С. В. Косиор, крайкомов Западносибирского — Р. И. Эйхе, Дальневосточного — И. М. Варейкис, Азово-Черноморского — Е. Г. Евдокимов, обкомов Киевского — П. П. Постышев, Днепропетровского — М. М. Хатаевич, заведующий отделом пропаганды и агитации ЦК А. И. Стецкий, председатель Союза воинствующих безбожников Е. М. Ярославский, некоторые иные в предельно осторожной форме выдвигали достаточно убедительные, по их мнению, доводы, доказывающие и преждевременность столь скорых перевыборов в партийных организациях, и явную нежелательность введения прямого и тайного голосования на выборах в ВС СССР. Говорили об усилении враждебной политической активности клерикалов, ссыльных кулаков[18]. (Случайно или нет, но все они, за исключением лишь Ярославского, в ближайшие месяцы были репрессированы.) Однако ни у кого из них не достало мужества проголосовать — открыто! — против предложенной Ждановым резолюции. Приняли ее, как всегда в подобных случаях, единогласно. И не ошиблись.

Тревоги, опасения партократии прежде всего по поводу возможных неблагоприятных для нее результатов перевыборов в партийных организациях оказались напрасными. Провести их именно так, как предлагал Жданов, да еще и в намеченные сроки, оказалось просто невозможным по двум причинам. Первой, чисто формальной, стала ломка существовавшего административного деления, перекройка тех территориальных единиц, в рамках которых и должны были состояться перевыборы.

Выступая на VIII съезде Советов, Сталин счел нужным особо остановиться на зуде администрирования, осудив и отвергнув его. «В СССР, — говорил он, — имеются люди, которые готовы с большой охотой и без устали перекраивать края и области, внося этим путаницу и неуверенность в работе. Проект Конституции создает для этих людей узду»[19]. Но уже весной 1937 года он сам же санкционировал очередной передел карты страны. На 5 декабря 1930 года СССР слагался из 83 основных административно-территориальных единиц: 11 союзных республик и приравненных к ним по статусу крупнейших городов — Москвы и Ленинграда; 22 автономных республик, 9 автономных областей, 5 краев и 34 областей. Год спустя, в канун выборов в ВС, число таких единиц возросло до 97 (за счет образования одного края и 13 областей), а еще через полтора года, по тем же причинам — уже до 103.

Вместе с очередными административно-территориальными единицами создавались, естественно, без перевыборов или выборов, и органы их управления: крайкомы, обкомы, исполкомы, а с ними и новые «рабочие» места для чиновников. Те же, зачастую выдвигаемые из низов, впервые получая ответственную должность и пусть маленькую, но все же власть, в кратчайший срок вынуждены были пройти суровую проверку, выжить в результате «естественного отбора». Удерживались на посту, сохраняли положение и получали возможность продвигаться вверх по иерархической лестнице только те из них, кто успевал интуитивно понять, приняв как свои, неписанные правила игры. Осознать, что существуют они всего лишь как одно из звеньев жесткой вертикальной структуры власти, незыблемо сохраняемой не один век. Потому и подконтрольны не членам партии, не населению, а вышестоящему начальству, зависят именно от него. Нужны для того, чтобы контролировать на своем уровне исполнение поступающих распоряжений. По возможности делать все, чтобы «наверх», от них, шли победные реляции. Ну, а в противном случае назывались виновные в срыве задания, лучше всего с примечанием, что те уже понесли наказание.

Вот эта-то, численно возраставшая с каждым месяцем бюрократия и сумела в последний момент осознать подстерегающую ее опасность, отреагировать на весьма прозрачный намек Жданова. Занимая все без исключения управленческие посты, равно партийные и советские, до предела использовала то, что стало определяющим для всего 1937 года. Непременный поиск в собственных рядах всевозможных «врагов» — «троцкистов», «бухаринцев», «вредителей», «двурушников», «наймитов иностранных разведок».

Основное решение февральско-мартовского Пленума — о передаче Бухарина и Рыкова под суд — подтолкнуло маховик массовых репрессий, фактически начатых еще осенью минувшего года повторным процессом над Зиновьевым, Каменевым, Евдокимовым, Бакаевым, заменой Ягоды на посту наркома внутренних дел секретарем ЦК ВКП(б) Н. И. Ежовым. Буквально накануне открытия Пленума начался громкий «московский» процесс по «делу» Пятакова, Серебрякова, Муралова. В июне появилось сообщение о закрытом суде над крупнейшими военачальниками — Тухачевским, Якиром, Уборевичем и другими. Готовились, вот-вот должны были начаться процессы Енукидзе и Карахана, Бухарина, Рыкова, Ягоды, Крестинского, Розенгольца, Гринько, Икрамова, Ходжаева, а также многих, многих иных.

За каких-нибудь полтора года была практически полностью уничтожена «старая гвардия». Почти все, кто и создавал партию большевиков, возглавлял октябрьскую революцию, занимал важнейшие посты в годы гражданской войны, мирного строительства. Так, воистину варварскими, чисто азиатскими средствами покончили с той партией, которая ориентировалась на мировую революцию, мировое коммунистическое движение, свято исповедывала идеалы диктатуры пролетариата, стремилась к «построению» (несмотря на отсутствие реальных, объективных условий) социализма и сразу же вслед за тем и коммунизма в их чисто умозрительных, откровенно утопических и потому догматических формах.

Одновременно и далеко не случайно на волне «большой чистки» возобновился приостановленный в 1932 году прием в ВКП(б), что привело не просто к коренному изменению состава партии, а к ее полному перерождению. В обстановке всеобщей подозрительности, облыжных доносов, обязательно ведших к арестам, беззастенчивого наушничества, атмосфера в партии стремительно менялась. Идейные, убежденные коммунисты вынуждены были уходить в тень, становиться как можно незаметнее. Зато все громче заявляли о себе неофиты. Вчерашние обыватели, которые никогда и ни в каких оппозициях, естественно, не участвовали, всегда предусмотрительно держась вдалеке от политики. Принципиально не интересовались ею, так как свято почитали лишь одно — свое собственное благополучие. Ради него, во имя его были готовы на все, и прежде всего — на лицемерно восторженное принятие любой власти. Бездумно соглашались со всем, что бы им ни предлагали, одобряли все, лишь бы оно исходило «свыше». Демонстрировали трепетное желание исполнить любое распоряжение, указание, даже намек, только бы он был получен от начальства. Все, что снимало с них ответственность, позволяя самим избегать любых решений.

В таких условиях перевыборы в партийных организациях, где они все же состоялись, оказались вполне предсказуемыми. Члены ВКП(б) не воспользовались появившейся у них возможностью выдвинуть в руководители собственных кандидатов. Безропотно проголосовали за тех, кто им был вновь навязан «свыше». Правда, с той же готовностью и уже чуть ли не на следующий день столь же дружно, если требовалось, возглашали: «Распни его!»

Та же атмосфера всеобщей подозрительности, порожденная и поддерживаемая ширившимися с каждой неделей массовыми репрессиями, помогла партократии и в ином. Вынудить весьма немногих, как оказалось, инициаторов реформ постепенно отказаться от самой мысли о состязательности во время выборов в ВС СССР. От того, что и должно было послужить для населения первым практическим уроком демократии.

вернуться

18

Материалы февральско-мартовского Пленума ЦК ВКП(б) 1937 го-да//Вопросы истории. 1992, № 2-12; 1993, № 2, 5-10; 1994, № 1–2, 6, 8, 10, 12; 1995, № 1-12.

вернуться

19

Сталин И. В. Указ. соч., с. 529.