Лишь 16 апреля, после реабилитационной акции Берия, Хрущев совершил поступок, и раскрывший его ориентацию. Поддержал предложение о ликвидации одного из ключевых структурных подразделений ЦК, фактически стоявшего над всеми остальными — отдела по подбору и расстановке кадров, за работой которого отнюдь не формально «наблюдал» Шаталин. В тот же день провел и иные решения, столь же значимые в «аппаратных играх». Утверждение Е. И. Громова, с октября 1952 года руководившего вторым по важности для функционирования КПСС отдела — партийных, профсоюзных и комсомольских органов (впоследствии переименованного в организационный), в должности заведующего этим же отделом. А заодно перевел этот отдел под свой прямой контроль. И помог Суслову в третий по счету раз лично возглавить отдел по связям с зарубежными компартиями, освободив для того прежнего заведующего, В. Г. Григорьяна и отправив его на работу в МИД[828].
Столь решительные меры Хрущева, однозначно свидетельствовавшие о его переходе в лагерь Берия, можно объяснить, прежде всего, опасением услышать новые «признания» Абакумова, только теперь — о себе. О своей далеко не благовидной роли при попытках в 1944–1949 годах ликвидировать широкое тогда сепаратистское вооруженное подполье — оуновцев, Украинскую повстанческую армию. Об откровенно волюнтаристских, весьма далеких от элементарного профессионализма, а потому и заранее обреченных на провал, «руководящих указаниях» местным подразделениям МГБ, некомпетентном вмешательстве в их действие. Не желал Никита Сергеевич и того, чтобы вспомнили, предали гласности его роль инициатора подготовки печально известного указа Верховного Совета СССР, в соответствии с которым всех украинских, а потом и прибалтийских крестьян, отказывавшихся вступать в колхозы, депортировали на Восток или приговаривали к ссылке в Сибирь.
Но было и другое, что сблизило Хрущева с Берия той весною. То, что не могло пройти бесследно, должно было рано или поздно напомнить о себе. Оба они имели за плечами продолжительную работу первыми секретарями республиканских парторганизаций. Лаврентий Павлович — грузинской с 1931 и закавказской с 1932 года, Никита Сергеевич — с 1938 года украинской. Являлись всесильными в глазах населения, но на деле во всем зависели от воли ПБ ЦК ВКП(б). Без согласия последнего не могли даже утвердить «избрание» областного бюро, а уж тем более — секретаря обкома. Не могли, не имели права вмешиваться в работу промышленных предприятий и занимались, в основном, лишь погонянием председателей колхозов. Обязаны были присматривать за всем, что происходит на порученной их попечению территории, и обо всем докладывать в Москву. Ожидать оттуда директивных указаний.
Отсюда и их комплекс неполноценности, давнее, затаенное до поры до времени стремление компенсировать его. Сделать все возможное, чтобы изменить такое положение. Воплотить слово, записанное в Конституции, в дело. То, на которое только намекал 9 марта Берия в речи на похоронах Сталина.
Формальным предлогом для очередного наступления Берия избрал положение на западных землях Белоруссии, Украины, в Прибалтике. Там, где во время войны сформировались отряды националистов, поначалу сотрудничавшие с оккупантами в надежде получить от них «независимость» и власть. После же освобождения те сепаратисты, кому не удалось сбежать с отступавшими немецкими армиями, ушли в глубокое подполье и перешли к террору. Убивали коммунистов, советских работников, активистов колхозного движения. И уповали на скорую, как им внушали западные радиопередачи, войну США, западных стран против СССР.
Все попытки ликвидировать вооруженные отряды, скрывавшиеся в лесах, на отдаленных хуторах, долгое время Абакумову не удавались. Действия же местных властей, и прежде всего первых секретарей — Н. Г. Каротамма, а с 1950 года И. Г. Кэбина в Эстонии, Я. Э. Калнберзиня в Латвии, А. Ю. Снечкуса в Литве, Н. С. Хрущева на Украине, лишь осложняли, усугубляли положение. Проводившиеся по их инициативе или с их санкции массовые выселения антисоветски настроенных крестьян и служащих приводили к обратному эффекту. Способствовали сохранению духа сепаратизма, усиливали антирусские настроения у всего населения региона.
Только изменение в 1951 году тактики борьбы с террористами — отказ от чисто военных действий и показательных экзекуций, а также прекращение форсированной коллективизации, не подкрепляемой механизацией сельского хозяйства, привели сначала к заметным сдвигам, а вскоре и к полному успеху Москвы в необъявленной гражданской войне.