7 ноября 1937 года Фрида посылает Троцкому в подарок одну из своих новых картин.
Это был лучший автопортрет, написанный Фридой. В блестящем платье, усыпанная бабочками, она кажется такой соблазнительной, словно дарит себя любимому человеку.
Разрыв с Риверой и решение покинуть Голубой дом поставили Троцкого в затруднительное материальное положение. Заработки его значительно сократились, что не имело особого значения, пока не требовалось платить за крышу над головой. Троцкому пришлось изыскивать новые возможности и одалживать у друзей деньги на содержание домочадцев.
В последние минуты жизни рядом с Троцким была его жена Наталья Седова. Она вспоминала: «Что случилось, — спросила я. — Что случилось?» Я обняла его… Он не отвечал. Моей первой мыслью было: не упало ли что-нибудь на него с потолка, — ведь в кабинете шел ремонт. Он сделал несколько шагов — я его поддержала — и медленно опустился на пол.
«Наташа, я люблю тебя». Он произнес это так неожиданно, так серьезно, почти резко, что я, ослабевшая от шока, едва не лишилась чувств. «Никто, никто, — шептала я, — никто больше не пройдет к тебе без обыска».
Она осторожно положила ему под разбитую голову подушку, на рану положила кусок льда, вытерла кровь со лба и щек.
В больнице сестры начали готовить его к операции. Ножницами разрезали пиджак, рубашку и жилет, сняли часы. Когда они стали снимать последние одежды, он сказал Наталье, «отчетливо, но очень серьезно и печально»: «Я не хочу, чтобы они меня раздевали… Я хочу, чтобы это сделала ты». Это были его последние слова, которые она услышала. Раздев его, она наклонилась и прижалась губами к его губам. «Он поцеловал меня в ответ. Еще раз. Еще раз. И еще. Так мы простились…»
Трагическим роман мисс Стритер
Мисс Стритер была младшей дочерью английского чиновника, который работал в стамбульской конторе британской пароходной компании. Семья Стритеров была почти классической семьей бизнесмена средней руки — то есть небогатой и ничем не примечательной. Стритеры были респектабельны и патриотичны. Они обладали незапятнанной репутацией даже в то время, когда торговля вовсе не считалась идеальным занятием для джентльмена. Нетрудно представить, сколь ужасен был удар, постигший ничего не подозревавшую семью (этот шок давал себя знать даже полвека спустя. Единственный из семьи Стритеров, кто остался в живых к середине 70-х годов и кого удалось разыскать, — младший брат Изабел. В декабре 1976 года он заявил, что даже теперь, по прошествии стольких лет, не может вдаваться в обсуждение «этого трагического романа» своей сестры. Будучи в то время подростком, он знал об этой истории не так уж много, но родители запретили ему даже касаться этой темы): в самом конце 1930 года, на Рождество, вдруг открылось, что их двадцатилетняя дочь вступила в связь со своим 34-летним учеником (она учила его английскому языку. — Г. К) — фактически потеряла из-за него голову.
По иронии судьбы — так, по крайней мере, мог расценивать эту ситуацию бежавший на Запад — секретарь Сталина Борис Бажанов — следующим советским перебежчиком, появившимся в Париже, был не кто иной, как Георгий Агабеков (который в 1928 был организатором несостоявшегося убийства Бажанова, — Г. К.) прибывший сюда 26 июня 1930 года из Марселя.
Агабеков произвел на Бажанова почти отталкивающее впечатление. «Появилась безобразная юркая личность, невзрачная, с физиономией преступника, — вспоминал впоследствии Бажанов. — Глаза его рыскали по сторонам, казалось, они ощупывают поочередно все углы комнаты, точно проверяя, нет ли там ловушки».
Они беседовали всего около двадцати минут. Тема была как нельзя более важной и интересной для обоих. Агабеков рассказывал, что в «тот самый день», — накануне Нового 1928 года, — когда ему предстояло отправиться «по долгу службы» на крайний юг Персии, из Москвы была получена срочная телеграмма с сообщением о побеге Бажанова.
Бажанов узнал от Агабекова, что именно последний возглавлял охоту на него в Мешхеде.
Выяснилось также, что с ведома и санкции Сталина советским дипломатическим органам в Тегеране было предписано идти на любые уступки Персии в обмен на выдачу беглеца. Эти уступки касались спорных пограничных территорий, помощи Советов в разведке нефтяных месторождений на территории Персии и даже вечного спора о зонах рыбной ловли в каспийском море. Кремль был настолько уверен, что Персию соблазнят его обещания, что Агабекову в какой-то момент было приказано повременить с убийством Бажанова. Приказ о «ликвидации» беглеца вновь вступил в силу на заключительном этапе побега Бажанова из Дуздапа, но было уже поздно: в его судьбу вмешался британский консул.