Сергей, я тебя не люблю, но жаль «То до поры, до времени…» (писала пьяная).
Дневник, в котором столько эмоций, желания устоять и выстоять, несмотря на испытываемые муку и униженность, на этом обрывается. Неотвратимо сознание невозможности жизни без Него: «Так любить, так беззаветно и безудержно любить. Да разве это бывает?» Бывает и не такое у психически неуравновешенных людей.
Год спустя после смерти Есенина она застрелилась на его могиле.
Самоубийства вдов во многих странах являлись доказательством верности мужу. В римской истории известен случай, когда Порция, жена Брута, узнав о смерти супруга, немедля проглотила горсть горящих углей. Н. М. Карамзин (1766–1826) в своей «Истории государства Российского» свидетельствует: «Славянки не хотели переживать мужей и добровольно сжигались на костре с их трупами. Вдова живая бесчестила семейство».
Это было давно, а после самоубийство стало считаться преступлением против Бога и приравниваться к убийству. Ведь жизнь человеку дана Богом, и только он вправе забрать ее.
Попытка избежать страданий, ниспосланных Всевышним, объявлялась религиозными теоретиками христианства грехом, лишающим удавленника или утопленника прощения и спасения души. Им отказывали в погребении на кладбище, их позорно хоронили на перекрестках дорог. Страдала и семья грешника, лишаясь законного наследства. А чудом оставшийся в живых приговаривался к заключению и каторжным работам как за убийство. В Военном и Морском артикуле Петра I имелась довольно суровая запись: «Ежели кто себя убьет, то мертвое тело, привязав к лошади, волочить по улицам, за ноги повесить, дабы, смотря на то, другие такого беззакония над собой чинить не отваживались».
Но человек душевнобольной не отвечает за свои поступки, а Галя Бениславская была именно такой — невменяемой.
Выдающийся русский психиатр П. И. Ковалевский (1849–1923) писал: «Я убежден, что по историям болезни больных домов умалишенных можно с большой точностью написать историю волнений и переживаемых умственных колебаний данного общества». И то, что относится к Бениславской непосредственно: «Неврастеники очень легко подчиняются чужому мнению: утром они подчиняются одному, вечером другому, совершенно противоположному мнению. Своего взгляда, собственной критики, собственного разбора того или другого мнения у них нет и они постоянно у кого-нибудь под башмаком. Но рядом с этим у неврастеников проявляются отдельные мысли и поступки, выходящие из ряда обыкновенного. Больные эти мало склонны к строгому мыслительному процессу, — они с большим наслаждением и большим удовольствием живут образами чувств, мечтаний и фантазий».
Дорогая Мария Федоровна
«Опять там Максим Горький. Он действительно делает дурное дело. Он — Суворин при Ленине. Оказывается, Ленин был у него перед отъездом. И Горький с ним беседовал, и руку пожимал! Красиво.
Горький продолжает в «Новой жизни» свое худое дело. А в промежуток скупает за бесценок старинные вещи у «буржуев», буквально умирающих с голоду. Впрочем, он не негодяй, он просто бушмен. Но уже не с «бусами» невинными, как прежде, а с бомбами в руках; и разбрасывает их повсюду, для развлечения», — так писала Зинаида Гиппиус в 1918 году.
Получивший доверие новой власти Алексей Максимович Горький в феврале 1919 года возглавил Экспертную комиссию при Наркомвнешторге, которая «работала по созданию фонда из предметов искусства и роскоши, могущих быть использованными для товарообмена с заграницей». В этом деле пролетарскому писателю помогала его любимая женщина М. Ф. Андреева, осуществлявшая функции курьера и партнера на переговорах с иностранными торговцами.
Максим Горький в глазах прекрасного пола считался мужчиной сложным. Видимо, одна из причин — детская склонность к неуемному чтению, развившему фантазию и воображение, ранние желания и неосознанные комплексы.
Натура Горького не могла примириться с суровой прозой жизни, это Глубокое противоречие постоянно оказывало влияние на его личные дела.
Уже в 13 лет он по уши влюбился в красавицу вдову. Она давала ему сборники стихов и другие книги из своей библиотеки, вела высокие беседы о вечной женственности и добре, чем доводила Алепгу до тихого экстаза. Он мысленно называл ее «королевой Марго». Он обожал ее и поверял ей все свои секреты.
Алеша ходил к ней на квартиру вместо церковной службы.
Иногда она принимала его, попивая кофе в постели, а однажды ему посчастливилось: красавица начала при нем одеваться.
«Она надела чулки в моем присутствии, и я не почувствовал никакого смущения — было нечто чистое в ее наготе».