— А дети?
— Дети с нами».
Журнал «Рудин» просуществовал очень недолго, исчерпав все средства семьи Рейснер и вогнав ее в долги. Но для двадцатилетней Ларисы, делившей с отцом все тяготы по выпуску журнала, это была школа журналистики.
Памфлет на Керенского, вышедший летом 1917 года из-под пера Ларисы Рейснер, не на шутку испугал некоторых ее коллег, но отнюдь не родителей. Она пошла дальше своего отца, жившего в николаевской России с «почетным клеймом отщепенца, одиночки, чужака». Но пошла с его благословения. Ненадолго выбравшись на фронт — к дочери, политкомиссару Волжско-Камской флотилии, Екатерина Александровна Рейснер нашла в себе мужество написать домой: «У нее хороший период Sturm und Drang, если выживет, будет для души много, и авось творчество оживет, напившись этих неслыханных переживаний…» Родители-единомышленники! Всегда желаемая, но не всегда достигаемая гармония, которая тут была достигнута!
Вот почему в ее письмах родителям, где столько личного, шаловливого, почти всегда врываются торжественные слова присяги жизни, революции, избранному пути:
«…Мои родители, мой отец и мать, мой очаг, мое творчество, если б вы знали, с какими нежными слезами я о вас сейчас думаю…»
«…Помнишь, мама, чайку перед миноносцем в бою — она все со мной, пролетает, белая, над пропастями. О жизнь, благословенная и великая, превыше всего зашумит над головой кипящий вал революции. Нет лучшей жизни…»
«…Па, слово моей лени, никто не поверит, — буду учиться, давать отчеты, прирастать к чужому народу и его истории (письма из Германии. — Г. К) и писать — не под давлением денежной необходимости, но по строгим велениям своей литературной совести…»
«Я так ясно и весело предчувствую, сколько мы еще с вами вместе наделаем!.. Ведь мы не какой-нибудь, а восемнадцатый год».
«…Очень иногда без Вас и милой единственной России скучаю…»
Москва. Лето 1918 года. В гостинице «Красный флот» та походная обстановка, которая предшествует отправлению на фронт. К Ларисе Рейснер пришел молодой поэт, знакомый по «Рудину», по предреволюционным литературным кружкам.
Чувствуя себя очень уверенно среди этого бивуака, Лариса встретила слегка растерянного поэта весьма скептически. В руках она держала газету «Вечерний час» с любовными стихами незадачливого гостя.
— «Мы встретились на лестнице с прелестницей моей», — насмешливо процитировала она. — В последний раз встретились, я надеюсь? Скоро мы эти «Вечерние часы» закроем. И не стыдно вам писать такие стишки?
В комнату вошел матрос.
— Познакомьтесь, это товарищ Железняков. Тот самый, который сказал: «Караул устал». И разогнал «Учредилку»…
Этот эпизод рассказывает в своих воспоминаниях писатель Лев Никулин, автор «прелестницы». Рейснер тогда жила интересами матросов и партии, в которую недавно вступила, уже говорила «мы» — местоимение, которое чаще других встречается в ее книгах.
Отправление Рейснер на фронт предваряли многие события. Летом и осенью 1917 года она работала в Петроградской межклубной комиссии, в Комиссии по делам искусств при исполкоме Совета рабочих и солдатских депутатов. Охрана музейных ценностей…
Эмигрантские газеты в Берлине, Париже, Шанхае писали о полном разграблении большевиками Зимнего. И даже Джон Рид в книге «Десять дней, которые потрясли мир» писал: «…Те, кому на протяжении последних нескольких дней разрешалось беспрепятственно бродить по его (Зимнего. — Г. К) комнатам, крали и уносили с собой столовое серебро, часы, постельные принадлежности, зеркала, фарфоровые вазы и камни средней величины».
Из воззвания Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов к гражданам России, 1917 г.: «ГРАЖДАНЕ!
Старые хозяева ушли, после них осталось огромное наследство.
Теперь оно принадлежит народу.
Берегите это наследство.
Берегите картины, статуи, здания — воплощение духовной силы вашей и предков ваших…
Не трогайте ни одного камня, охраняйте памятники, старинные вещи, документы — это ваша история, ваша гордость.
Помните, что всё это почва, на которой вырастет наше новое народное искусство!»
А вот документы, относящиеся к осени 1918 года.
19 сентября.
Документ о запрещении вывоза и продажи за границу предметов особого художественного значения.
«Воспретить вывоз из всех мест республики и продажу за границу, кем бы то ни было, предметов искусства и старины без разрешений, выдаваемых Коллегией по делам музеев и охране памятников искусства и старины в Петрограде и Москве при комиссариате народного просвещения или органом, Коллегией на то уполномоченным.