…По беломраморной лестнице поднялась А.М. Коллонтай в зал приемов. Густав V приветствовал ее стоя.
После вручения верительных грамот должна была состояться беседа. По шведскому обычаю король и посланник разговаривают стоя. Но тут посланником была женщина. И король решил нарушить традицию — он предложил Коллонтай кресло.
Его величество король Швеции необыкновенно любезен. Он не был так любезен шестнадцать лет назад, когда «навечно» выслал Коллонтай из своей страны. А старый указ между тем до сих пор еще в силе.
…Ночью на квартире шефа протокольного отдела зазвонил телефон. Ему сообщили: одна из популярных шведских газет готовит сенсационное сообщение. Содержание его-. Коллонтай лишена права появляться в Швеции.
«Нужно срочно отменять старый указ, — пронеслось в голове чиновника, — иначе будут разговоры… неугодные комментарии, нежелательный резонанс…»
Через два дня в одной из маленьких газет — «Посток-Инрекес Тидненгар» среди прочих объявлений было напечатано крохотное сообщение о том, что «указ об изгнании Коллонтай» отменяется.
В детстве с ней, дочерью старого генерала, любил играть бывший у них в доме дипломат. Пройдет много лет, и она встретит его в парке в Тифлисе. Старый дипломат спросит, помнит ли она его фокусы. И когда она ответит, что помнит, он скажет: «Я знал, маленькая девочка угадывала, в чем состоит фокус, но продолжала улыбаться, делая вид, будто ничего не понимает, — сохраняла выдержку и самообладание. Жалею, что женщины не могут быть дипломатами. Из вас бы вышел прекрасный дипломат».
Дипломат из нее действительно вышел, вопрос только в том, насколько «прекрасный».
Октябрь 1917 года. Коллонтай идет в Смольный. В боковой комнате, где располагался Петербургский комитет, за столом сидит Ленин.
Увидев Коллонтай, он встает и направляется навстречу.
— Поезжайте сейчас занимать министерство государственного призрения. Это надо сделать сейчас же, — отдает он приказ своей приятельнице.
Ее назначение народным комиссаром госпри-зрения произошло так, как происходило во время октябрьского переворота.
Через два дня после окончания II съезда Советов Коллонтай отправилась на Казанскую улицу, дом 7, где до Февральской революции помещалось филантропическое ведомство императрицы Марии Федоровны, заботившееся о бедных, заброшенных детях, неимущих старцах и старухах, а после февральской революции — министерство госпризрения.
Солидный швейцар с седой бородой, в галунах, оглядев Коллонтай с ног до головы и решив, что перед ним одна из многих назойливых посетительниц, отказался впустить ее.
— Я пришла не как просительница, а по государственному делу.
Но швейцар неумолим, не пропускает и все! Так она и уехала.
Как же все-таки занять министерство? Силой? Но сначала нужно попытаться найти опору среди младших служащих. И она решила обратиться в профессиональный союз, который объединял курьеров, сторожей, истопников, нянь, сестер милосердия, фельдшеров, счетоводов и т. д. Председателем союза был бывший путиловский рабочий, большевик-подпольщик И. Г. Егоров. Он созвал собрание, на котором был избран совет младших служащих. На следующее утро члены совета вместе с А. М. Коллонтай пришли на Казанскую. Швейцар, недоброжелательно посмотрев на наркома, все-таки пропустил ее.
«Подымаемся по лестнице, а навстречу нам рекой людской потекли чиновники, машинистки, бухгалтеры, начальники…
Бегут, спешат, на нас и глядеть не хотят. Мы — вверх по лестнице, они — вниз. Саботаж чиновников начался. Осталось всего несколько человек. Заявили, что готовы работать с нами, с большевиками».
В канцеляриях царил разгром. На столах валялись в хаотическом беспорядке груды бумаг, неисполненные дела. Касса заперта, ключи унесены.
Побродив по пустым залам министерства гос-призрения день-другой, Александра Коллонтай решила начать деятельность наркома в Смольном. На дверях пустой комнаты, где стоял только один стол, вывесили от руки написанное объявление:
«Народный комиссариат государственного призрения. Прием посетителей от 1 до 4 часов».
И вот начался первый день наркома: в комнату, где сидела Александра Коллонтай, вошел какой-то безрукий рабочий, бывший фронтовик, он требовал денег на покупку машин для организации вязальных мастерских. Говорил, что его направил сюда Ленин. Не успел он уйти, как явились представители от Союза увечных воинов: грозили демонстрацией, если им тут же не выплатят пособия. Курьер из богадельни требовал дров. Объяснял, что старушки бунтуют. Едва закрылась дверь за ним, как вошла делегация, сообщившая наркому, что няньки в одном из приютов решили разойтись по домам и бросить на произвол судьбы малышей, которых нечем кормить. Александра Михайловна, сев в машину, направилась в приют. Успокоив взбунтовавшихся нянь, она помчалась на делегатское собрание младших служащих учреждений госпризрения. Собрание было бурным, все говорили разом. Требовали, спорили, но требовали не для себя, а для учреждения, хотели спасти его от развала. Няни, курьеры, сиделки, истопники на этой первой встрече с наркомом проявили большее понимание общегосударственных интересов, чем бывшие ответственные работники министерства.