7 октября 1898 года пароход «Модест» возвращался в Красноярск из последнего северного рейса. Горы, подступившие к Енисею, уже были засыпаны снегом, а вода покрылась ледяным «салом».
Среди пассажиров был Пантелеймон Николаевич Лепешинский, сосланный в Сибирь по тому же делу, что и Владимир Ильич Ульянов. Половину срока Лепешинский отбыл в Казачинском и теперь ехал в южные края губернии. Там он надеялся повидаться с Владимиром Ильичем. Жена его уже виделась с ним и в письме поделилась радостью: «Какой он милый — прелесть! Мы поедем вместе на пароходе…»
…В Питере незадолго до своего ареста Лепешинский участвовал в сходке народников. Там он увидел маленькую голубоглазую девушку, стриженую, в пенсне, в темной глухой кофточке с кружевной отделкой. Знакомя с нею, хозяин дома, как водится, не назвал ее фамилии, а только сказал:
— Наша молодая последовательница…
Девушка, подавая руку, назвала себя:
— Ольга.
Ольга? Так звали недавно появившуюся на свет великую княжну, и он, Пантелеймон Лепешинский, одинокий кустарь в революционном движении, уже набросал текст прокламации «Императорского дома вашего приращение», где отца новорожденной — Николая II — назвал Августейшим животным. Оставалось только отпечатать эту листовку на самодельном мимеографе да в глухую ночь разбросать по улицам… И вот совпадение — девушка Ольга. Последовательница народовольцев, что ли?
И еще было неясно: подлинное это имя или подпольная кличка? А не все ли ему равно? Нет, почему-то хотелось повторять: «Ольга, Ольга…»
Но она пришла на сходку с молодым человеком, у которого волосы ниспадали до плеч. Явно — народник.
Зашел разговор о тетрадках в желтых обложках, напечатанных на гектографе. Говорили, что их написал молодой марксист, приехавший с Волги, которого товарищи называли «Стариком». Тогда он, Лепешинский, еще не знал, что это брат Александра Ульянова, с которым ему довелось учиться в университете. На сходке сторонники народника Михайловского возмущались даже названием работы, в которой слова «друзья народа» и «воюют» звучали иронически. Уж очень широко пошли эти тетрадки!
Позднее в «предварилке» сосед по камере стуком передал: «Старик тоже здесь». И на допросах следователь много раз задавал один и тот же вопрос: «Где познакомились с Владимиром Ульяновым?»
Об Ольге Протопоповой Лепешинский больше не вспоминал, ведь она приходила тогда в сопровождении какого-то длинноволосого… И когда вызвали из камеры на свидание, удивился: «Кто мог прийти ко мне? «Невеста»? Какую девушку подыскали на эту роль? Несомненно, курсистку…»
Она была в черном пальто с лисьей горжеткой, в маленькой шапочке из горностая… И в этом довольно богатом зимнем наряде, хотя и было что-то знакомое в широких бровях, в очертании худощавого лица, он в первую минуту ее не узнал. Вот так жених! К счастью, надзиратель не заметил его оплошности…
Дело пошло дальше. Ольга Протопопова последовала в ссылку за своим фиктивным женихом — проверенный способ выйти замуж за социал-демократа по-настоящему.
До Казачинского Ольга Протопопова добралась весной 1897 года. Здесь она обвенчалась с Пантелеймоном Николаевичем Лепешинским.
Было решено: сначала Ольга подыщет себе должность фельдшерицы где-нибудь в южной части губернии, а потом Пантелеймон Николаевич подаст ходатайство о переводе его туда же. К жене разрешат переехать.
Ольге Борисовне дали место в селе Курагино. Где-то за Минусинском. Кажется, не так уж далеко от Ульянова?
Саяны покрылись снегами, замерзли родники, и Енисей обмелел. Старенький «дедушка» с баржей на буксире медленно тащился вверх по реке. На бесчисленных перекатах вахтенные матросы, прощупывая наметками каменистое дно, отыскивали борозду поглубже.
В десятиместной каюте третьего класса половина пассажиров были своими людьми: Владимир Ульянов возвращался из Красноярска, куда он ездил лечить зубы. Ольга Лепешинская спешила к новому месту работы. С ней ехала Лена Урбанович, пятнадцатилетняя девочка из семьи ссыльных, надолго застрявших на севере.
Ольга и Лена, поставив чемоданы между коек, нарезали для завтрака хлеб, развернули жареную курицу, соленые огурцы. Владимир Ильич сходил за кипятком.
— Эх, пельменей бы сейчас… — сказала Ольга Борисовна. — Настоящих. С тройным мясом, с луком, с перцем.
— Неплохо бы. Но в буфете нет.
— Вам уже доводилось пробовать?
— Конечно. В Шушенском — наилучшее блюдо. Но нет так нет. А для вас я захватил… — Владимир Ильич из своей дорожной корзины достал банку консервов. — Вот! Крабы.