После короткой паузы еще громче продолжил свою речь:
— Мы не сомневаемся в том, что истинные представители трудящегося народа, заседающие в Учредительном собрании, должны помочь Советам покончить с классовыми привилегиями…
Раздался взрыв аплодисментов с левой стороны. В рядах остальных фракций царило молчание.
Свердлов продолжал:
— Центральный Исполнительный Комитет выражает надежду, что Учредительное собрание, поскольку оно правильно выражает интересы народа, присоединится к декларации, которую я буду иметь честь сейчас огласить.
Развернув перед собой декларацию, оратор начал читать ее по пунктам…
Закончив чтение, Свердлов объявил Учредительное собрание открытым и предложил избрать председателя.
Но номер не прошел. Блок правых эсеров и других партий получил большинство голосов.
Председателем был избран лидер правых эсеров Чернов. Началось конструирование президиума.
Дыбенко, избранный, как и Ленин, делегатом Учредительного собрания от моряков Кронштадта, послал Чернову записку с предложением избрать Керенского и Корнилова секретарями президиума. Чернов, не поняв насмешки балтийца, развел руками и несколько удивленно заявил: «Ведь Корнилова и Керенского здесь нет».
Когда закончились выборы президиума, Чернов выступил с речью, содержащей факты нанесения большевиками ущерба демократии. В заключение своего выступления он предложил почтить вставанием память тех, «кто пал в борьбе за Учредительное собрание».
В. И. Ленин был вне себя, его амбиции страдали, а планы срывались, он так передал свои впечатления об Учредительном собрании:
«После живой, настоящей, советской работы, среди рабочих и крестьян, которые заняты делом, рубкой леса и корчеванием пней помещичьей и капиталистической эксплуатации, — вдруг пришлось перенестись в «чужой мир», к каким-то пришельцам с того света, из лагеря буржуазии и ее вольных и невольных, сознательных и бессознательных поборников, прихлебателей, слуг и защитников…
Это ужасно! Из среды живых людей попасть в общество трупов, дышать трупным запахом, слушать тех же самых мумий «социального», луиблановского фразерства, Чернова и Церетели, это нечто нестерпимое». (В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 35, стр. 229.)
…Заседание продолжалось.
Большинство Учредительного собрания отвергло предложение утвердить декреты Совнаркома. Большевики покинули Учредительное собрание.
Прилегающие к Таврическому дворцу улицы огласились громкими криками. Приближалась демонстрация из эсеровских дружинников, студентов, чиновников — членов партий кадетов, эсеров и меньшевиков. Они быстро заполнили Литейный проспект. Над пестрыми рядами колыхались зелено-розовые, желтые и белые знамена, плакаты с лозунгами в поддержку Учредительного собрания.
Железняков окинул взглядом демонстрантов. Это был взгляд зомби. Восприятие действительности у матроса было искажено. Он видел перед собой не людей, ликующих по поводу победы парламентаризма, совсем другая картина создавалась в его воспаленном мозгу. «Враги революции! — думал матрос. Они были и его личными врагами! — Эх, если бы можно было скомандовать дать залп, смести с лица земли эту шваль. Но… нельзя! Приказано не допускать кровопролития.» Железняков быстро взобрался на высокую каменную тумбу.
— Внимание! — Его голос утонул в криках толпы. Железняков повысил голос: — Внимание!.. Тише!..
Демонстранты постепенно стали умолкать. Выждав немного, Железняков внушительно объявил:
— Прошу не задерживаться и немедленно очистить улицу!
В ответ на это раздались возгласы:
— Не уйдем! Мы приветствуем избранников народа!
— Долой большевиков!
— Да здравствует Чернов!
Громче прежнего, тоном, не терпящим возражений, Железняков категорично потребовал:
— Разойдись!
Толпа надвигалась на него еще более угрожающе. Раздались новые выкрики:
— Разбойники!
— Насильники!
Железняков обратился к стоявшему рядом с тумбой Ховрину:
— Ну что ж, придется… — Железняков не договорил, так как Ховрин понял его мысль и скомандовал матросам, стоящим за решеткой, окружающей Таврический дворец: