Как бывший парикмахер Паукер взялся брить Сталина. До этого Сталин всегда выглядел плохо выбритым. Дело в том, что его лицо было покрыто оспинами и безопасная бритва, которой он привык пользоваться, оставляла мелкие волосяные островки, делавшие сталинскую физиономию еще более рябой. Не решаясь довериться бритве парикмахера, Сталин, видимо, примирился с этим недостатком. Однако Паукеру он полностью доверял. Таким образом, Паукер оказался первым человеком с бритвенным лезвием в руке, кому вождь отважился подставить свое горло».
К рассказу «кающегося агента» можно добавить, что подставлять горло и голову человеку из охраны начал еще Владимир Ленин. Об этом факте поведал миру Ф. И. Балтрушайтис. С 1922 года в Горках в охране В. И. Ленина был Франц Иванович Балтрушайтис — литовец.
Однажды Ф. И. Балтрушайтис заменил Ильичу парикмахера. У Франца Ивановича были свои бритва и машинка для стрижки волос. «Одного из ребят из охраны побрил, другого постриг, в общем, «набил руку» и стал считаться заправским парикмахером». Как-то зимой 1923 года, после дежурства на внешнем посту, к вечеру Франц Иванович читал книгу.
Вдруг в общежитие заходит Александр Васильевич Бальмас. «Тебя зовет Петр Петрович (П. П. Пакалн), — сказал он.
Прихожу в Большой дом.
— Балтрушайтис, тебе, как парикмахеру, надо поработать у Ильича, — сказал Петр Петрович и, видя мое смущение, добавил: — Я же по совместительству прокручиваю кинофильмы! Что делать, если по штату нет киномеханика!
Вопросов задавать не приходилось, — надо так надо. «Но ведь одно дело стричь или брить своих ребят, а другое — сойти за парикмахера у Ленина», — с опаской подумал я. Но долго раздумывать не пришлось. Сбегал за инструментом — взял машинку, ножницы, бритву. Снова пришел, поднялся с Пакалном на второй этаж, в гостиную, где располагался врач Кожевников. Жду. Пакалн отлучился и вскоре появился — вывез на коляске Владимира Ильича. Рядом Надежда Константиновна и Мария Ильинична. Ильич кивком головы поздоровался, улыбнулся.
— Здравствуйте, Владимир Ильич, — не особенно громко сказал я.
Мария Ильинична спросила, со мной ли мой инструмент. Я ответил удовлетворительно. Увидев мою машинку для стрижки, она подала мне свою нулевую. Беру из ее рук маленькую блестящую никелированную нулевку и говорю Ильичу как профессиональный парикмахер:
— Разрешите, Владимир Ильич, начать? Начнем с того, что подправим бородку, усы…
Ильич заулыбался. Все стали улыбаться. Улыбался и Пакалн. Я смотрел на Ильича, и мне было радостно, что он бодр. У меня как рукой сняло робость, волнение.
Приступаю к делу. Подстриг Ильичу бороду, усы. Владимиру Ильичу подали зеркало. Он посмотрел на него и остался доволен.
— Все было хорошо, — сказал мне потом Пакалн. — Годишься в настоящие мастера».
Но вернемся к венгру Паукеру. Фельдбин-Орлов убеждает читателя: «Абсолютно все, что имело отношение к Сталину и его семье, проходило через руки Паукера. Без его ведома ни один кусок пищи не мог появиться на столе вождя. Без одобрения Паукера ни один человек не мог быть допущен в квартиру Сталина или на его загородную дачу. Паукер не имел права уйти от своих обязанностей ни на минуту, и только в полдень, доставив Сталина в его кремлевский кабинет, он должен был мчаться в Оперативное управление ОГПУ доложить Менжинскому и Ягоде, как прошли сутки, и поделиться с приятелями последними кремлевскими новостями и сплетнями.
Паукер был очень разговорчив. Когда бы и где бы я ни натолкнулся на него, он неизменно с упоением рассказывал собеседникам, что происходит там, на заветном Олимпе.
— Я из-за него поседел, — жаловался как-то Паукер своему заместителю Воловичу. — Это большое несчастье — иметь такого сына!
— А я и не знал, что у тебя есть сын, — сказал я, удивленный его словами.
— Да нет, я говорю о старшем сыне хозяина, — пояснил он. — За ним по пятам ходят четверо агентов, но это нисколько не помогает. Кончится тем, что хозяин велит его посадить!
Паукер говорил о Якове Джугашвили, сыне Сталина от первого брака. Сталин ненавидел сына, тот платил ему тем же.
Выполняя самые деликатные сталинские поручения, Паукер постепенно стал едва ли не членом его семьи. Правда, Надежда Аллилуева относилась к нему холодно и сдержанно. Зато дети Сталина, Василий и Светлана, души в нем не чаяли.