Трудно найти человека, который не знал бы, кто такой Корней Иванович Чуковский. Не меньше, чем сказки и детские стихи, прославили Чуковского воспоминания о деятелях культуры, литературоведческие и языковедческие труды. Есть еще одна книга — дневник, который К. И. Чуковский вел почти семьдесят лет: с 1901 по 1969 год. Он насчитывает свыше двух с половиной тысяч машинописных страниц. Есть в этом дневнике и моменты, в которых общественного больше, чем личного. Например:
«1934 год, 1 декабря. Писал “Искусство перевода”. Очень горячо писал… вдруг звонок по телефону — из “Правды” Лифшиц: — Убили Кирова!!! Я пошел утром в 8 часов — бродил по Питеру. У здания бездна автомобилей, окна озарены, на трамваях траурные флаги — и только. Газет не было (газеты вышли только в 3 часа дня)… Кирова жалеют все, говорят о нем нежно. Я не спал снова — и, не находя себе места, уехал в Москву.»
1 декабря 1934 года молодой коммунист Леонид Николаев вошел в здание Смольного и выстрелом из револьвера убил наповал члена Политбюро Сергея Мироновича Кирова, главу ленинградской партийной организации. Убийцу схватили на месте преступления. Из Москвы немедленно выехала в Ленинград специальная комиссия, возглавляемая Сталиным, чтобы расследовать обстоятельства убийства.
Подробности этого преступления остались неопубликованными. Кто был этот Николаев? Как он ухитрился пробраться в строго охраняемый Смольный? Как ему удалось приблизиться вплотную к Кирову? Какие причины толкнули его на этот отчаянный шаг — политические или личные? Все обстоятельства преступления оказались окутаны покровом глубокой тайны.
В первом правительственном заявлении утверждалось, что убийца Кирова — один из белогвардейских террористов, которые якобы проникают в Советский Союз из Финляндии, Латвии и Польши. Несколькими днями позже советские газеты сообщили, что органами НКВД поймано и расстреляно 104 террориста-белогвардейца. Газетами была начата бурная кампания против «окопавшихся на Западе» белогвардейских организаций (в первую очередь Российского общевоинского союза), которые, дескать, «уже не впервые посылают своих эмиссаров в Советский Союз с целью совершения террористических актов».
На протяжении немногим более двух недель Советское правительство опубликовало две прямо противоположные версии убийства Кирова: сначала обвинив в этом белогвардейцев, проникших из-за рубежа, а затем бывших вожаков оппозиции. Естественно, советские граждане с нетерпением ожидали судебного процесса, надеясь услышать, что скажет на суде сам Николаев.
Однако им не суждено было этого узнать. 28 декабря было официально опубликовано обвинительное заключение, где утверждалось, что Николаев и тринадцать других лиц являлись участниками заговора, а уже на следующий день газеты сообщили, что все четырнадцать были приговорены к смертной казни на закрытом судебном заседании и приговор приведен в исполнение. Ни в обвинительном заключении, ни в тексте приговора ни словом не упоминалось ни о какой причастности Зиновьева и Каменева к убийству Кирова.
То обстоятельство, что Николаева судил тайный трибунал, еще более усиливало всеобщее недоверие к официальной версии событий, возникшее из-за противоречивых правительственных заявлений. Вставал вопрос: что помешало погасить бродившие в народе слухи, поставив Николаева перед публичным судом? Никто не сомневался, что Кирова убил именно этот человек, схваченный на месте преступления. К чему же вся эта секретность? Что в этом деле такого, что Сталин не мог вынести на открытый судебный процесс?
В январе 1935 года было написано закрытое письмо НКВД СССР (№ 001 от 21 января 1935 г.), в котором сообщалось: «…Ответственные ленинградские работники НКВД спокойно взирали на то, что т. Киров систематически ходит пешком и ездит на машине по городу без всякой охраны, не принимая решительных мер к тому, чтобы такую охрану обеспечить.
В помещении самого Смольного охрану тов. Кирова нес специально прикомандированный к нему комиссар оперотряда — Борисов. Надо сказать, что этот, с позволения сказать, охранитель имел 53 года от роду, член ВКП(б) с 1931 г., до поступления в 1924 г. в органы б. ОГПУ был ночным сторожем.
Мог ли обеспечить этот старый ночной сторож личную безопасность т. Кирова против вооруженных террористов?
На деле оказалось, что в момент совершения Николаевым террористического акта комиссар Борисов, в лучшем случае, был где-то в коридорах Смольного, за добрую сотню метров от места убийства и, конечно, не только не смог отвести руку убийцы, но явился на место покушения одним из последних, уже после совершения убийства».