Выйдя из автобуса, они ощутили всю прелесть его тепла. За городом было еще холоднее, так как местность была почти пустынной. Деревья, да редкие дома, и все это было уже полностью укутано снегом. За то время, что они пробыли в центре города, где снег только начинал кружиться над домами, здесь все уже замело, и ни одна снежинка не падала с неба. От остановки до самого дома десять минут ходьбы, но они почти пробежали этот отрезок пути, и когда они уже вышли на финишную прямую, мальчик увидел украшенные елки вдоль дороги, которая вела прямо к их входной двери.
— Мам, смотри!
— Вижу. Кто-то уже постарался украсить все вокруг.
На одной из елок — а эти елки были самыми высокими — на самой верхушке, был вместо красной звезды, огромный белый шар. Он искрился от света фонарей серебряными блестками. Это было так красиво и завораживающе, что мальчик не сразу заметил промелькнувшую перед ними тень. Отец резко остановился, и мама последовала его примеру. Она крепче сжала руку ребенка и начала озираться по сторонам. Послышался шелест веток елей, и они оба оглянулись на звук. Затем такая же тень мелькнула еще раз и еще. Отец заслонил собой жену с сыном, не понимая, что происходит. Ни одно животное, не может двигаться, с такой скоростью, не говоря уже о людях. Затем сбоку послышался страшный хруст древесины. И одна из елей начала медленно наклоняться вперед. Она коснулась проводов, но они не выдержали ее веса, оборвались, и ель плавно с тихим шелестом легла на высокие сугробы, расположенные вдоль дороги, окончательно перегораживая им путь к дому. Сзади них послышался еще один треск, и еще одно дерево рухнуло, отсоединяя их от всего мира своими толстыми стволами. Отец продолжал прикрывать семью собой, вертясь по кругу. И тогда, много-много теней начали мелькать то тут, то там. Или это была всего одна тень… Это было уже неважно, потому что страх одолевал все остальные чувства. Путал мысли и заглушал чувство самосохранения. Мама прижала сына к себе и положила ему на плечи руки. Даже через толстую куртку ощущалась дрожь пальцев смелой мамы, которая спрятала мальчика между собой и мужем. Она не знала, как еще защитить его от происходящего. Ведь она, как и отец не понимала, что это может быть. Тени скользили по снегу так быстро, что уследить за ними не было возможности. Мужчина крутился, огораживая семью, бросив все пакеты на снег, и судорожно пытался что-то придумать.
Мальчик, который не понимал, что происходит, не видел лиц своих родителей. Не видел испуганных глаз матери и хмурое, сосредоточенное лицо отца. Он следовал такту мамы, которая повторяла движения отца, будто в танце. И ощущал, как ее пальцы сжимают его худенькие плечики и все сильнее притягивают к себе. Папа закрыл собой весь горизонт и кроме его спины, он ничего не мог разглядеть. Но при следующем шаге, мальчик задел что-то ногой. Посмотрев вниз, увидел тот самый большой белый шар, который находился на верхушке ели, что сейчас лежит у их ног. Он наклонился, поднял шар.
— Мам, пап, смотрите, он еще больше, чем казался, заберем се…
Он остановился на полуслове, когда поднял глаза, чтобы увидеть реакцию родителей на его находку. Но ни папа, ни мама уже не могли обрадоваться этому красивому шару. Мама лежала у его ботинок и смотрела прямо на него. Смотрела, но ничего не видела. Ее глаза, которые еще недавно искрились весельем, были пусты. Они обволакивали холодом.
— Мама…
Он прекрасно понимал, что она ему не ответит. Ему было уже семь. Он ясно осознавал, что она мертва, но он не мог вот так просто ее отпустить. Так просто поверить, что мама, которая только что сжимала его в объятиях, лежит на снегу мертвая. Его колени подкосились, и он упал рядом с ней. Его пальцы — маленькие детские пальчики — коснулись ее лица и не ощутили того тепла, которым она одаривала его и готова была отдать ему без остатка. Она была абсолютно холодная. Ком, подкативший к горлу, готов был вот-вот взорваться. Не помня себя, он повернулся в сторону папы, который лежал в неестественной позе чуть поодаль, и ком в горле взорвался, жгучими искрами обжигая горло. Мальчик сидел на снегу, на одном месте, не смея пошевелиться, а рядом с ним лежала голова отца. Голова, отрезанная, отрубленная от тела. Кровь, струящаяся из шейных артерий отца, постепенно окрашивала все вокруг… красным. А мальчик плакал навзрыд и не мог, не хотел, не желал останавливаться. Он кричал, стараясь изо всех сил услышать их успокаивающие голоса. Мальчик надеялся услышать слова матери о том, что это всего лишь страшный сон, и ему стоит просто открыть глаза, чтобы этот кошмар закончился. И слова отца, что он глупый маленький хомячок, который до сих пор всего боится. Но снова и снова открывая глаза, картина не менялась. Они лежали на окрасившемся снегу, который казался красным ковром в чисто-белом поле, и не шевелились. А боль внутри разрасталась и заполняла все своей пустотой, отрешенностью, злостью и отчаянием. Он звал их так громко, так надрывно, что посадил голос. От разбушевавшейся истерики начала кружиться голова, щеки начали мерзнуть из-за лившихся, нескончаемым потоком, слез. Просидев на снегу с час, он ощутил, как замерз, однако внимание его было направлено на более серьезную проблему — его родителей больше нет. Он остался один. И теперь он не знает, что ему делать. Тени больше не мелькали. Тени ушли, но мальчик так и не понял, что произошло. Так же, как и родители. Они так и не смогли понять, что с ними случилось. Не успели.