— Глупец! — в голосе Фернанды было неподдельное презрение. — Она уверяла его, что у нее нет другого мужчины. А когда она обиделась, что он отказывается верить очевидным вещам, этот грубый самец тут же поколотил ее.
— Возможно, — Арман пожал плечами. — Но если вы пришли ко мне, чтобы предостеречь, почему вы не поступили так же с Пьером-Луи?
— В этом не было нужды. Сюзетта не питала к нему особых чувств. Он просто полезный дурак: хорошо содержал ее и покупал красивые платья. Она расплачивалась единственным известным ей способом. Но похоже, ему было мало наслаждаться великолепным молодым телом. Он решил, что влюблен в Сюзетту, и требовал ответной привязанности и преданности — короче говоря, любви. Она не ответила взаимностью, и тогда ваш Пьер-Луи превратился в грубое животное, набросился на Сюзетту с кулаками и тем самым навеки вычеркнул себя из ее жизни.
— Думаю, сударыня, вы немного преувеличиваете, — Арман усмехнулся этому списку прегрешений, — но кажется, я наконец вас понял. Вы учите Сюзетту, как пробиться в жизни, пользуясь тем изумительным даром, которым наградил ее Господь Бог, — точно так же, как поступали вы сами, если можно так выразиться, с искренним восхищением и без малейшего желания вас обидеть. Ей не повезло с Пьером-Луи, которого я знаю как человека излишне горячего и вспыльчивого. Теперь позвольте мне самому отрекомендоваться в двух словах. У меня спокойный, ровный характер, я не обременен женою и детьми, и состояние мое не меньше, чем у кузена. Что вы можете возразить против меня в роли любовника Сюзетты?
— Я очень рада, что мы можем обсудить этот вопрос разумным образом, — Фернанда откинулась в кресле, скрестив ноги под строгой черной юбкой. — Мужчины обычно проявляют идиотскую чувствительность в таких вещах. И причина этого, если хотите знать, — ревность ко мне.
— Но вы же ко мне не ревнуете?
— За то короткое время, что вы знакомы с Сюзеттой, вы слишком выросли в ее глазах, чтобы я могла оставаться равнодушной. У меня неприятное ощущение, что она, при своей молодости и впечатлительности, способна, чего доброго, влюбиться в вас. Этого я не допущу. Вы должны будете немедленно расстаться.
— Благодарю за откровенность, — сказал Арман, польщенный ее словами, — но не вижу причин, почему я должен отказывать себе в удовольствии быть другом Сюзетты. Только ради того, чтобы подчиниться вам?
Фернанда послала ему улыбку, уверенная что сможет подчинить Армана своей воле. Она еще немного откинулась в кресле, юбка при этом слегка сдвинулась, и вид ее ног в черных шелковых чулках заворожил взор Армана.
— Интуиция подсказывает мне, что вы были бы гораздо любезнее, если бы я подчинилась вам, — произнесла она мягко.
— А-а, так вам все же нравятся мужчины! — Арман широко улыбнулся.
— Какие же вы все чудаки! — в ответной улыбке Фернанды было не только согласие с его словами, но и обещание.
— Почему вы так думаете, сударыня?
— Да потому, что все мои знакомые мужчины воображают, что этот отросток длиною в двенадцать-пятнадцать сантиметров у них между ног делает их венцом творения. Мы, женщины, сами пробившие себе дорогу в жизни, совершенно иначе оцениваем мужские достоинства. Но, поскольку мужчины никогда не взрослеют по-настоящему, какого бы возраста ни достигли, а на всю жизнь остаются подростками, нам приходится ублажать их, делая вид, что они очень значительны.
Упоминание о мужских достоинствах приятно пощекотало самолюбие Армана. Он слегка расставил ноги, чтобы привлечь внимание Фернанды к увеличившейся выпуклости в его брюках.
— Издеваться над убеждениями мужчин — ваше право, но история, биология и прочие науки, не говоря уже о религиозных учениях, однозначно указывают на то, — что мужской пол главенствует у человеческого рода.
— Ах да, как же можно пересматривать догмы матери-церкви! — в голосе Фернанды снова послышался сарказм. — На вашей стороне священники и ученые, поэтому вы убеждены, что в нашей беседе вы тоже одержите верх. Тем не менее я сомневаюсь, стоит ли чего-нибудь то, что вы можете предъявить. Вот если вы дадите мне взглянуть на него…
— Взглянуть? — недоверчиво переспросил Арман, думая, что ослышался.
— Да, взглянуть на вашу фитюльку. Правда, вы так пристально изучали мои ноги, стремясь проникнуть взглядом под юбку, что этот предмет, как я подозреваю, уже утратил свою обычную вялость. Так или иначе — хотите вы, чтобы я увидела?
— Я бы хотел, чтобы его увидели все хорошенькие женщины мира, — ответил Арман совершенно искренне. — Но почему вы хотите видеть?
— Могу вас заверить, мне он в высшей степени безразличен. Но есть одно маленькое обстоятельство. Я чрезвычайно привязана к Сюзетте, и мне любопытно взглянуть на предмет, который проникал в ее нежное тело — я бы сказала, грубо вламывался туда, но из вежливости сдержу свои истинные чувства.
Как реагирует мужчина из плоти и крови, когда привлекательная женщина желает рассмотреть самую лелеемую часть его тела — какие бы у нее ни были на то причины? Стоит ли говорить, что во время их странной беседы Арман привычно развлекался тем, что мысленно раздевал Фернанду, воображая, как из-под черного облегающего костюма показывается ее стройное тело, маленькая грудь… В результате он пришел в состояние, когда его приятеля было бы весьма несправедливо назвать фитюлькой, — что, впрочем, и предвидела Фернанда. Тот бодро выпрямился, плотно прижимаясь к животу под бельем, и нервной дрожью требовал внимания к себе.
Идея продемонстрировать его в таком возбужденном состоянии была весьма увлекательной. Соблазн еще усилился — если это вообще было возможно, — когда Фернанда неторопливо расстегнула гагатовые пуговицы своего приталенного жакета и распахнула его. Под жакетом не оказалось блузки, а один лишь тончайший лифчик, поддерживающий продолговатые груди; кружево, из которого он был сшит, ничего не скрывало. Арман впился восторженным взглядом в просвечивающие розовые бутоны, представляя, как коснется их кончиком языка.