— Взгляните и вы на меня, чтобы убедиться в моей доброй воле, — сказала она. Арман, впрочем, был уверен, что благими намерениями здесь не пахнет — какого бы мнения ни была о нем Фернанда как о любовнике Сюзетты. Но момент для каламбуров по этому поводу был неподходящий: Фернанда высвободила из лифчика небольшие нежные груди и выгнула спину, приподнимая их кончики.
— Сударыня, ваша красота ошеломляет, — прошептал Арман с восхищенным вздохом, когда Фернанда приподняла груди пальцами; драгоценные перстни переливались красными, голубыми, зелеными огнями.
Он представил себе восхитительное зрелище: Фернанда обнажает свои грудки перед Сюзеттой, и та играет ими, а Фернанда в свою очередь расстегивает шелковую блузку Сюзетты, достает и целует ее пышные груди… Потом обе поглаживают друг дружку сквозь одежду, вызывая дрожь наслаждения легкими прикосновениями пальцев между теплых ляжек. Они раздеваются донага и ложатся в постель, переплетя ноги и прижимаясь животами…
Фернанда сняла с подлокотника кресла свою плоскую продолговатую сумочку из черной замши с золотой монограммой, порылась в ней и вынула батистовый платочек, окаймленный широким кружевом. Арман подумал, что она собирается промокнуть глаза, изображая сильное волнение, но ошибся: вместо этого она прижала платок к полуоткрытым губам и протянула ему на ладони квадратик ткани с округлым красным отпечатком.
Арман не мог оторвать глаз от кружевного лоскутка, а Фернанда грациозно встала с кресла и четырьмя шагами пересекла разделявшее их расстояние. Расправив платок у него на колене, она присела на подлокотник кресла и попросила — скорее, приказала — вытянуть ноги; у возбужденного Армана не было охоты разбираться в интонации. Широко расставив ноги, он предоставил Фернанде расстегивать пуговицы на брюках, а сам нетерпеливо заглядывал ей в лицо. Но она проявила лишь умеренный интерес, обнажив его достояние.
— Voila! — торжествующе воскликнул Арман, когда несгибаемый дружок, прорвав преграду белья и рубашки, выскочил на свет. Фернанда же задумчиво смотрела, не пытаясь притронуться к нему. Ее спокойствие было почти невыносимым, и короткое хмыканье могло означать все что угодно, от насмешливого «И только-то?» до одобрительного «Совсем недурно».
— Совсем недавно одна дама из высшего света заверила меня, что он выглядит потрясающе страстным… — в своей сентенции Арман слегка преувеличил отзыв Ивонны.
— Одних женщин легче провести, других сложнее, — возразила Фернанда. — То, что вы втискивали этот раздувшийся орган в тело Сюзетты, еще не повод для самодовольства. Вы могли ей повредить — у женщин там очень чувствительное место. Впрочем, я уверена, вы об этом даже не задумывались.
— Именно поэтому женщины так любят, когда мужчины входят в самое нежное место между их бедер. Вы были замужем, сударыня, — я вижу кольцо у вас на пальце — так что, полагаю, и вам не чуждо удовольствие от тяжести мужского тела на вашем животе.
— Ах, не напоминайте мне об этом! — вскричала Фернанда. — Мне было всего двадцать лет, когда родители выдали меня замуж за человека десятью годами старше, вдовца — он уже убил одну жену.
— Вы вышли замуж за убийцу? — недоверчиво спросил Арман.
— Он был убийцей, если не перед законом, то перед лицом Господа. Его первая жена умерла в родах. А меня, почти еще дитя, ничего не знавшее о мужчинах, он заставлял ложиться на спину — ночь за ночью, — раздвигал мне ноги и удовлетворял на мне свои скотские желания. Я умоляла его, но он был непреклонен.
Арман обнаружил, что грудь Фернанды сидящей на подлокотнике его кресла, находится как раз на подходящей высоте, чтобы приклонить к ней голову. Он прижался щекой к нежному телу и уже повернулся, пытаясь достать языком розовый сосок, но тут Фернанда оттолкнула его и поспешно застегнула жакет. Арман был вынужден довольствоваться ощущением ее тела сквозь тонкую ткань.
— Очевидно, вам не повезло: вашим мужем стал человек, не способный на нежность, — сказал он, слегка задыхаясь. — Но сейчас вы далеко не дитя и узнали мужчин. Вы дружны с моим знакомым Марком Лебланом. Как же это?
— Не ваше дело, с кем я дружу, — щеки Фернанды вспыхнули от гнева. — Вряд ли вы способны оценить то сильное и весьма необычное чувство, которое связывает мсье Леблана и меня. Но я попытаюсь вам объяснить.
— Буду весьма признателен, — отозвался Арман с нескрываемой иронией.
По счастью, Фернанда не обратила на это внимания. Молча, отрешенно она смотрела на длинный розовый фаллос и, казалось, собиралась с мыслями.
— Если вы знакомы с моим дорогим другом Лебланом, то должны знать, что через год-другой ему исполнится семьдесят, — заговорила она наконец. — Его влечение к женской красоте не ослабело, но способность удовлетворять его с помощью женского тела угасла. За те два или три года, что я являюсь его доверенным другом, он ни разу не пытался сделать это со мной. Но поскольку мы так близки, я делаю все, чтобы доставить ему удовольствие.
— Каким же образом?
— Я показываюсь ему обнаженной…
— Ах, как романтично! — воскликнул Арман, не веря ни единому ее слову. — Представляю себе сцену в салоне Леблана: вы сидите обнаженная в одном из его кресел в стиле Второй Империи, а он беседует с вами об искусстве и любуется издали вашей красотой. А может быть, просит вас сесть за пианино и сыграть «Ноктюрн» Шопена, а сам стоит рядом с рюмкой коньяка в руке и любуется, как плавно покачиваются ваши обнаженные груди? — Про себя он добавил, что, если тут есть хоть доля правды, старине Леблану достается совсем немного взамен тех ценных полотен, которые он дарит Фернанде.