— Да, в любом случае давайте согласуем все вопросы, — пробормотал он, вздрагивая соблазненной частью тела. — Пункт первый: любой из нас имеет свободный доступ ко всем частям тела Сюзетты. Пункт второй: ни один умышленно не препятствует другому в его действиях. Пункт третий: если имеется…
— Здесь есть двусмысленный момент, — задумчиво сказала Фернанда, поглаживая свои белые груди с розовыми сосками. — Ваш пункт второй требует разъяснений. Например: я ласкаю игрушку Сюзетты, а вам в этот момент вздумается запихнуть в нее ваш затвердевший отросток. Сделать это вам помешают мои пальцы — но это не будет считаться умышленным препятствием с моей стороны. Совпадает ли это с вашим пониманием пункта номер два?
— По-видимому, да, вы верно поняли… — бормотал Арман, не в силах набраться решимости и оттолкнуть руку Фернанды. — И наоборот: не считается умышленным препятствием, если вы не сможете приласкать этот персик по той причине, что я уже разломил его надвое и упиваюсь им.
— За меня не беспокойтесь, — на губах Фернанды играла улыбка, а руки делали свое дело, — потому что проиграете вы, а не я. Вам не удастся запихать это в Сюзетту.
— Посмотрим, — вяло ответил Арман, глядя, как она растирает в ладонях темно-красный кокон. — А пока перестаньте делать то, что вы делаете.
— О, пожалуйста, — мягко сказала она. Разомлевший от удовольствия Арман почувствовал себя так, будто мир перевернулся. Ему с трудом верилось, что он произнес эти слова, что он сам попросил красивую женщину перестать играть с ним!
Руки Фернанды остановились, но она еще не покончила с ним.
— Мои груди… — она повела плечами, чтобы нагие красавицы покачнулись, — вы еще ни разу не сказали мне, как они хороши, хоть и пытались поцеловать, когда я сидела у вас на подлокотнике кресла.
Арман взглянул на ее грушевидные груди и ощутил, как предмет его гордости подпрыгивает в руках Фернанды.
— Вы называете мужчин тиранами, но здесь настоящий тиран — вы, сударыня!
— Вы кое-чему научились, — усмехнулась она. — Маленькая награда вас еще сильней вдохновит. Чем бы нам воспользоваться? Ах, вот чем — займитесь любовью с моими трусиками, Арман!
Несмотря на все происшедшее между ними, она впервые назвала его по имени. Этот намек на новую ступень близости, как и было задумано, оказал сильнейшее воздействие на Армана, и его орудие мощными рывками устремилось в темно-красный шелк, который сжимали ее пальцы.
— Приятно? — ласково спросила Фернанда. — Как будто вы это делаете с моей игрушечкой, правда? Вы никогда не будете к ней ближе, чем сейчас, Арман!
Но он уже не слышал ее, погрузившись в безмерное наслаждение. Глухой стон сорвался с его губ, судорога прошла по телу, и он принес дань ее власти — большую, чем мог вообразить. Голова Армана запрокинулась, глаза закрылись, — а Фернанда задумчиво смотрела вниз, на свои темно-красные трусики, обернутые вокруг его подпрыгивающего орудия. Последнее содрогание — и на тонком шелке расплылось темное пятно.
— Похоже, вы сегодня уже не заинтересуетесь Сюзеттой, — сказала она, широко улыбаясь.
Состязание в любви
По пути к дому Фернанды в такси Арман заметил, что она как будто уже не так уверена в своей власти над Сюзеттой, как утверждала раньше. Так по крайней мере он истолковал ее возрастающую враждебность. Как и следовало ожидать, она отодвинулась в дальний угол сиденья, насколько позволяла его ширина, и засунула руки глубоко в карманы элегантного зимнего пальто из блестящих кротовых шкурок. Арман сухо усмехнулся, глянув на разделяющее их пространство, и Фернанда немедленно воспользовалась случаем перейти в атаку.
— Не нужно иметь богатое воображение, чтобы догадаться, что у вас на уме, — отозвалась она презрительно. — Стоит вам оказаться с женщиной наедине, как вы только и думаете о том, чтобы запустить руку ей под платье, будь то даже среди дня и в общественном месте. Такая манера вести себя внушает презрение.
— Охотно вам верю, мадам, — ответил он добродушно. — Только мне часто случается останавливаться на полпути — взыгравшая в нем исследовательская жилка требовала добиться полновесных результатов.
— По счастью, вы в тот вечер отсутствовали. Возможно, вы ушли к мсье Леблану, чтобы подставлять его поцелуям свои очаровательные грудки? Нет? Ну, неважно. В квартире никого не было. Я, даже не зажигая свет, подхватил Сюзетту и посадил ее на изящный буфет розового дерева, что стоит у вас в прихожей. У вас случайно нет милого друга, который занимается антикварной мебелью, — в дополнение к тому, что увлекается живописью?
— Вандал! — ответила Фернанда заметно ослабевшим и дрожащим голосом.
— Ни в коем случае. Скажите честно, можно ли найти более приятное применение вашему буфету, чем служить опорой для теплой попки Сюзетты, в задранном до пояса платье?..
— Молчите! — простонала Фернанда. — Ни слова больше!
— Как это ни слова? Там было еще много всего, — со вкусом произнес Арман, ритмично водя пальцами по короткому гладкому меху. — Трусики слетели с малышки мигом — она сбросила их с такой скоростью, что я даже не успел ей помочь. Ваше розовое дерево удостоилось прикосновения обнаженных прелестей нашей общей любимицы. Вы ведь не возражаете, если я буду говорить — нашей? В конце концов, это точное выражение, раз мы оба любим ее.
— Это уж слишком. Прекратите сейчас же!
— Для вас, может быть, и слишком, — отвечал он жизнерадостно, — но отнюдь не для Сюзетты, уверяю вас. Я стоял между ее ногами, и она буквально рванула мои брюки, чтобы скорей извлечь ту часть тела, что якобы внушает вам отвращение. В следующий миг я уже бился в ее маленьком розовом силке…
— Нет, — задыхалась Фернанда. — Нет, прекратите же!