- Будет исполнено... - Не успеваю договорить, как шеф кладёт трубку, и я слышу противные гудки.
В дежурке появляется Перкинс. Он демонстративно зевает и поглаживает небритый подбородок, намекая, что с меня причитается - дескать, подняли ни свет ни заря по моей вине. Но сегодня ему ничего не светит. Если б инициатива исходила от меня, обязательно б отдарился бутылкой не самого плохого виски, а так... я и сам жертва обстоятельств.
Обмениваемся короткими рукопожатиями, расписываемся в журнале.
Оставляю темно-синюю униформу в шкафчике, надеваю несвежую рубашку, пропахшую потом, облачаюсь в помятый костюм в серую полоску, накидываю сверху бежевый непромокаемый плащ, нахлобучиваю шляпу и выхожу в коридор.
Там, на голой стене с осыпавшейся штукатуркой висит зеркало в стальной раме. Окидываю взглядом своё отражение: из зеркала набыченно смотрит мрачный детина средних лет с переломанным носом (брали одного грабителя, он оказался хорошим боксёром), густыми тёмными бровями и глазами цвета мокрого асфальта. В общем, гроза всех бандитов и мечта всех девушек, хмыкаю я.
Выбегаю на улицу ловить такси, а за спиной слышу телефонную трель и недовольный лай Перкинса. Судя по всему, поступил тревожный вызов. Но это уже не мои проблемы.
Такси будто ждёт именно меня, подкатывает к тротуару на призывный взмах рукой. Открываю дверь и сажусь на переднее сиденье рядом с водителем.
Так-так... Рожа у таксиста знакомая. Он у меня проходил по одному делу и буквально висел на волоске, едва не перейдя из свидетелей в обвиняемые. Спасло его чудо, а если быть точнее, нетерпеливость генерального прокурора, которому перед выборами хотелось поскорее дотащить выигрышное дело до суда. В итоге оно развалилось как карточный домик.
Таксист тоже узнал меня.
- Доброе утро, лейтенант!
- Для кого как. На мой взгляд хреновей некуда, - говорю я, хотя ещё ничего не знаю, просто интуиция, выработанная годами службы, подсказывает самый очевидный вариант.
- Куда едем?
- В городской общественный парк.
- Не рановато для прогулок? - ехидничает шофёр.
- Самое время дать тебе по зубам, если не заткнёшься.
Таксист благоразумно следует совету и больше не отвлекает расспросами.
Поездка по пустым улицам просыпающегося города одно удовольствие. Ни пробок, ни вечно спешащих пешеходов, которые пересекают дороги, где хотят, и не смотрят по сторонам.
Машина останавливается.
- Сколько с меня?
- Нисколько. Вы у меня сегодня юбилейный первый клиент, - криво улыбается таксист.
Хлопаю его по плечу.
- Умник! Далеко пойдёшь, если не грохнут.
Иду к большой арке ворот, и всей спиной ощущаю неприязненный взгляд.
К пруду ведёт посыпанная мелким красным гравием дорожка. Солнце потихоньку поднимается, вырисовывая абрисы луж, образовавшихся после ночного дождя. Камешки тихо хрустят под подошвами башмаков.
Вижу шефа уже издалека: он топчется у беседки. Вид у него ещё тот: хмурый, под стать утру. В руках длинный зонтик с причудливо изогнутой ручкой.
Здороваюсь, шеф в ответ только кивает. Вижу, что ему крайне тяжело выдавливать слова, явно вчера перебрал спиртного. Теперь голова болит, во рту кошки нагадили... симптомы знакомые.
- В чём дело, шеф? Что за секретность?
- Подожди, - с раздражением говорит он.
Шефу неуютно, он бы предпочёл досыпать десятый сон в тёплой постельке. Однако что-то ведь заставило его сорваться сюда?
Причина выясняется быстро: по беговой дорожке семенит поджарый мужчина в спортивном костюме. На первый взгляд - обычный любитель утреннего бега, это сейчас модно, но "спортсмен" вдруг резко меняет курс и останавливается возле беседки.
Выбрасывает вперёд ладошку:
- Привет, Том!
Шеф отвечает на рукопожатие, поворачивается в мою сторону.
- Знакомься, это Рик Дональд. Парень, о котором я говорил.
- Лейтенант Дональд, - на всякий случай добавляю я, но "спортсмен" пропускает замечание мимо ушей.
- Привет, Рик! Я Джеймс Корнблат. Возможно, тебе доводилось слышать мою фамилию.
- "Бытовая техника и механизмы Корнблата"? У моей домохозяйки весь подвал заставлен вашими стиральными машинами.
- Выходит, мы заочно знакомы, - улыбается бегун, но я не разделяю его оптимизма. Видно, что улыбка натянутая. К тому же Корнблата что-то гложет, у него озабоченное лицо и крайне растерянный вид, который не спасёт никакая мина.
- Этому парню можешь доверять как самому себе. Он лучший, - хвалит шеф.
У меня от этого комплимента аж зубы сводит. Отворачиваюсь, будто бы от смущения. Сдаётся, что меня хотят втравить во что-то неприятное. Такое с подачи шефа случалось неоднократно. Но, эмоции лучше держать при себе. Работа у меня хреновая, но всё равно - работа. В наше непростое время нужно держаться за то, что имеешь. Потерять легче, чем найти.
Корнблат недоверчиво разглядывает меня. С высоты его полёта я кажусь мелкой букашкой, каким-нибудь уборщиком мусора или чистильщиком обуви. Но мужика всё же крепко прижало, коли он решается заговорить:
- Рик, приношу извинения, что тебе пришлось тащиться сюда в столь ранний час.
- Не надо извиняться. Рик - парень привычный, - бросает шеф.
- Ничего страшного. Это моя служба, - подтверждаю я, хоть и не вижу пока никакой связи. - Однако место и впрямь странноватое.
- Поймите меня правильно, - бубнит Корнблат. - У меня не осталось выбора. Дело весьма щепетильное, чем меньше о нём знают, тем лучше. Особенно, если речь идёт о газетчиках. У них, знаете, нюх...
Мы с шефом киваем синхронно, будто всю жизнь репетировали. У полиции журналистская братия в печёнках сидит. Пока правительство играет в демократию, нам от газетчиков буквально продыха нет.
- А здесь я бываю каждое утро. Бегаю трусцой. Врач посоветовал, - продолжает Корнблат.
- Короче, никто не удивится, увидев вас тут, - резюмирую я.
Зато шеф фыркает. Уж его-то на пробежку клещами не вытащишь. И в парк тоже. Другое дело, что газетчики редко садятся ему на хвост: шеф обычно подъезжает к шапочному разбору.
- Да, - невесело смеётся Корнблат. - Можно сказать, что я тут вроде фона. Успел примелькаться.
- Так в чём собственно проблема? - подталкиваю я.
- В моей жене. Позавчера вечером она ушла на благотворительный бал и до сих пор не вернулась.
Я улыбаюсь: если благоверная загуляла, это ещё не повод беспокоить полицию. Корнблат не первый муж, которому дражайшая половина навесила кустистые рога. Стоит большого труда не высказать это вслух, однако "спортсмен" будто читает мои мысли.
- Подумали об адюльтере? - грустно спрашивает он.
Пожимаю плечами.
- Всякое возможно. Знаете, за свою службу я разного насмотрелся.
- Если б это был банальный адюльтер, я бы успокоился и даже перекрестился, - сердится Корнблат. - Но боюсь, что супруга действительно вляпалась во что-то крайне неприятное. И мне бы очень хотелось, чтобы вы её нашли, прежде чем об этом пронюхает пресса.
- Живой или мёртвой? - мрачно вопрошаю я.
- Упаси бог! - вздрагивает Корнблат. - Я хочу её видеть целой и невредимой.