Теперь же, покинув библиотеку и бродя по притворам, залам и галереям монастыря, он обнаружил еще несколько изображений мифической головы льва и орла с овечкой в когтях. Одно из них помещалось на базальтовом зале фасада здания в западной его части, другое – на купольной базилике, третье – в углу орнаментального узора в трапезной, представлявшего собой библейскую сцену жертвоприношения Авраама. Четвертое находилось над странной дверью в половину человеческого роста, рядом с жилыми кельями, в одной из которых обосновался и Прозоров.
Еще ранним утром, когда Александр Юрьевич спешил поведать своему давнему приятелю о трупе Матвея Матвеевича, эта неестественная дверца без всяких следов замочной скважины смутила его сознание. Сейчас он вновь внимательно осмотрел ее, обнаружил родовой герб Прошянов, но не увидел никаких признаков того, что ее когда-либо открывали. Да и возможно ли это вообще? Если только хитроумный запор не находится где-то рядом или внутри.
Однако теперь было ясно, что монастырь когда-то принадлежал именно Прошянам. То есть, углубляясь еще дальше, самому Бабеку. «Краснознаменному» истребителю арабов. И наконец, пятый родовой знак Сивере изыскал в главном монастырском дворе, где лежало каменное изваяние огромной рыбины с полуразрушенным хвостом. Это был так называемый вишап, олицетворявший плодородие и ставившийся в древние времена для хранения воды. Хорошо знакомый герб красовался на морде зубастого чудовища. И выгравирован он был значительно позже самого вишапа, иначе столь заметную деталь постигла бы участь хвоста.
– Прошяны ставили повсюду свои метки, – пробормотал Сивере. – Словно хотели обозначить себя хозяевами монастыря. Как коты на прогулке.
Александр Юрьевич отступил в сторону, едва не толкнув захихикавшего Багрянородского.
– Давите меня, давите! – зазубоскалил тот. – Целый час за вами хожу, наблюдаю и не могу понять: кто из нас частный детектив, вы или я? Чего-то вы все ищете, рассматриваете… Бормочете. Ладно, я на отдыхе. А вы? Неужто решили археологическими раскопками заняться? Бросьте, перенапряжетесь до смерти.
– Гм-м… – только и произнес Сивере.
– Вы, наверное, и не знаете, что у нас тут ночью один человек помер. Старичок очкастый. Наш сосед, кстати.
– Знаю, – кивнул Александр Юрьевич. – Все смертны.
– Странно это, – продолжил Багрянородский. – Я имею в виду то, что вы приходили ко мне в шестом часу утра. Очень странно.
– Я шел не к вам, а к Про… К Терракотову.
– Странно, – в третий раз повторил Багрянородский. – Ночью из его комнаты слышались какие-то крики. Может, он сам во сне кричит? Нервы? Плохой сон – признак больной совести.
– А сами-то вы ночью с кем развлекались? – напрямую спросил Сивере.
– Это, брат… история! – туманно ответил тот. – Поэма, слов нет. А пошли-ка, познакомлю с одной занятной парой.
В монастырский двор вышла на прогулку пожилая супружеская чета, и Багрянородский направился к ним. Сиверсу ничего не оставалось, как пойти следом. Мужчине и женщине было лет под семьдесят. Их сморщенные лица напоминали печеные яблоки или особый сорт груш.
– Комамберовы, – представил супругов Багрянородский. – А это – профессор Сивере, доктор исторических наук и членкор Академии естествознания.
Александр Юрьевич досадливо поморщился, Багрянородский с каким-то азартом потер руки, а женщина с ходу заявила:
– А вот мой муж – гений. Да-да, Валентин Данилович – выдающийся писатель современности.
– Полно, Машенька! – с видимым удовольствием обронил Комамберов, испытующе глянув на Сиверса.
– Не читал-с, – смущенно сказал тот, не понимая, зачем позволил себя втянуть в новое знакомство.
– Естественно, – благосклонно кивнул «гений». – Все мои произведения будут опубликованы только после моей смерти. Я так решил, и вы не сможете меня убедить в обратном.
– Дая, право, и не пытаюсь, – усмехнулся историк.
– Никто не сможет, – с нажимом договорил Комамберов. – Нет, никто. Выбросьте это из головы.
– Не буду настаивать, коли вы того хотите, – резюмировал Александр Юрьевич, считая, что разговор на этом и закончен.
Багрянородский за спиной Комамберовых беззвучно смеялся, широко раскрывая рот, в котором сверкало несколько золотых зубов. Разевала пасть и каменная рыба во дворе, будто вторила этому клоуну в облике частного детектива. Но Сивере жестоко ошибался. Мучения еще не окончились.