Это возможно только в том случае, пишет Александр Владимирович, если с этим новым признаком одновременно появится связанный с ним еще один признак, дающий, к примеру, большую плодовитость этим особям! Ведь сами по себе немного улучшенные память или логика либо любое другое качество интеллекта в наше время не будут способствовать репродуктивному успеху носителя этого гена, то есть увеличению числа копий этого гена в популяции.
С чем тогда работать естественному отбору? Новый признак, не будучи выделенным вектором отбора, в конце концов, либо сотрется в генетической памяти популяции, либо, ничему не мешая, тихо будет ждать счастливого случая, когда он все же будет востребован.
Между тем может оказаться, что вместе с этим позитивным признаком появляется сцепленный с ним признак, дающий, наоборот, меньшую плодовитость. Александр Марков приводит пример такой тенденции. Исландские ученые изучили «генетическую перепись» 110 тысяч коренных жителей своей страны, родившихся между 1910 и 1975 годами, и обнаружили, что люди с генетической предрасположенностью к получению образования оставляют меньше потомства, даже если они по каким-то причинам это образование не получили.
— То есть не только наличие образования как такового снижает количество детей, но и сами «образовательные» гены, резюмирует Александр Марков.
Очевидно, что при таком сочетании генов предрасположенность к образованию будет постепенно исчезать, по крайней мере в популяции исландцев. Расчеты исследователей показали, что в среднем за столетие популяция «поглупеет» на 3.
— Все говорит о том, что эволюция сейчас работает против нас, — говорит Александр Марков.
Трудно сказать, возможно, биологическая эволюция человека все-таки продолжается в позитивном направлении, но в виде скрытого до поры до времени накопления разнообразия таких «тихих» генов, которые подхватываются отбором на крутых поворотах истории человечества.
Если бы не разница в размерах мозга у человека и шимпанзе, то по общему строению мозга несведущему в анатомии человеку их почти невозможно было бы различить.
— Это, конечно, было бы очень просто, если бы мы посмотрели на мозг и увидели, что такой-то «кусок» мозга человека совершенно отличается от «куска» мозга примата, — рассуждает профессор Филипп Хайтович. — Но, к сожалению, такого отдела нет. Если мы посмотрим на мозг человека с точки зрения анатомии, то мы не увидим абсолютно никакой разницы между ним и мозгом шимпанзе. Конечно, есть минимальные отличия в размерах, то есть некоторые части немножко больше, немножко меньше. Но никаких принципиальных отличий мы не видим.
Но почему же с момента развилки эволюционных траекторий их предки так и остались человекообразными обезьянами, а наши — стали людьми? Что же это за удивительное качество мозга, которое не обнаруживается анатомическими методами, но которое поставило человека вне конкуренции во всем животным царством в природе?
Это очень высокая динамичность и пластичность связей между нервными клетками — способность мозга очень быстро, в считаные минуты, перестраивать схемы связей между нервными клетками для формирования и закрепления в этих схемах все новых и новых полезных навыков, нужных впечатлений, а главное — для фиксирования в этих схемах новых знаний.
При слишком низкой пластичности нервной системы и невысокой ее сложности, например, как у насекомых, имеющиеся у них полезные схемы поведения при той или иной комбинации внешних условий или в конкретной ситуации, как правило, оттачивались многие миллионы лет и постепенно закрепились в геноме как программа развития определенной архитектоники нервных связей. Как если бы на фабрике микроэлектроники сохраняли бы зарекомендовавшие себя микросхемы. Этого было вполне достаточно для прочного освоения насекомыми никем не занятых экологических ниш, а микросхемами — соответствующих рынков сбыта. Видимо, поэтому эволюция насекомых пошла не в направлении увеличения сложности мозга, а по пути разнообразия их формы и соответствующих схем соединения уже имеющихся в мозгу нейронов. Потому, наверное, насекомых великое разнообразие — почти миллион видов. Этим объясняется и очень низкая способность насекомых к обучению, практически все их поведение построено на врожденных навыках, то есть на инстинктах.