Возможно, что приоритеты и характер операций, содержание и цели боевых действий по месту проведения (на Востоке и на Западе) могут поменяться на прямо противоположные. При этом в мирное время потребуется создание стратегических резервов СОН, в том числе для выполнения задач прикрытия на центрально-Азиатском стратегическом направлении в мирное время.
Очевидно, что в любом случае для осуществления реалистической оборонной стратегии ядерная составляющая ВС РФ до 2025-2030 года будет иметь решающее значение. И не только как фактор сдерживания агрессии, но и как возможность ее безусловного пресечения на приемлемых или даже выгодных для России условиях при минимуме затрат.
Для решения проблем безъядерной войны в любом из вариантов необходимо в ближайшие 10-15 лет сохранить боевой потенциал сил общего назначения на достаточном уровне за счет разумной модернизации существующих вооружений. Тем более это необходимо при условии сокращения численности тяжелых вооружений общего назначения в 3-4 раза. Но для сохранения приемлемого соотношения к 2025 году потребуется повысить боевой потенциал СОН как минимум в 10 раза. Рассчитывать на это можно только при условии планомерной поставки в войска качественно иных вооружений, чем известные ныне средства вооруженной борьбы конца ХХ, начала XXI столетия.
В этом состоит дилемма выбора приоритетов в развитии видов ВС РФ.
Но возможен ли какой либо разумный выбор при достигнутом ныне уровне боеготовности ВС и при современном состоянии оборонно-промышленного комплекса?
Некоторые особенности войн для России в первой четверти XXI столетия
Нельзя не учитывать то, что вполне вероятно развитие событий в худшем варианте и проявление прямой военной угрозы развязыванием на территории России двух-трех военных конфликтов. Они могут быть связанны общей логикой гражданской войны9, в том числе инициированной извне. В такой войне применение ядерного оружия для достижения военных целей будет просто "немыслимым и аморальным", а военные действия приобретут черты "специальной операции" и будут носить характер затяжной "войны малой интенсивности". По напряжению экономики, временному и пространственному размаху, по масштабам и характеру применения СОН такая война будет для России вполне сравнима с "региональной обычной войной".
Цели войны и мотивы участия в ней будут немедленно обоснованы, а соображения о благоразумии будут отброшены, так же как планы ведения "малых войн" роботизированными малочисленными армиями, хирургические удары" миротворческие действия и "гуманитарные" операций в духе американских технически продвинутых кинобоевиков.
Следует заметить, что террористический характер "наступательных действий", предпринятых коалицией стран в 1991 и НАТО в 1999 году, как и "стратегия победоносной войны" при эффективном и решительном отпоре со стороны объекта агрессии (например, России) может не оправдать оптимистических ожиданий Запада. Тем более, если в основе осуществления реальной военной стратегии России вплоть до середины 21 столетия останется принцип ядерного сдерживания и явно выраженное намерение применить ЯО в чрезвычайных для РФ ситуациях первыми.
Можно согласиться с тем, что существует тенденция "профессионализации армии". Но при этом и следует добавить, что для России представляется опасным неизбежное падение боевого потенциала СОН и резкое сужение мобилизационной базы до 25-30% от современного (потребного) уровня по каждому из показателей определяющих возможности ВС. Например, удельный ресурс личного состава на единицу основного вооружения "профессиональных" ВС в 5-6 раз превышает нормативы принятые в Российской армии сегодня, а следовательно при одинаковой численности состав ВВТ и потенциал по вооружению будут снижены не менее чем в 3-4 раза. Тем не менее, нельзя отвергать профессионализацию ВС, а следовательно необходимо готовить их к развертыванию массовой и по возможности современной армии военного времени. Принципы стратегического развертывания группировок, как и заблаговременная мобилизационная подготовка ВС к войне должны остаться в силе. Именно это существенным образом может повлиять на характер войн в первой четверти 21 столетия
Это не значит, что нужно превратит страну в "военный лагерь".
Последние 15-20 лет показали, что применение "новых средств и новых военных технологий" в современных условиях по существу нивелировало математически обоснованное полстолетия назад и хорошо известное специалистам в области ядерной стратегии понятие - "уровень критических потерь". Отчасти это произошло ужесточением войны, применением военной силы против населения и стратегии достижения целей прямым террором.
Нет сомнения в том, что террор против населения и есть основа "тонких военно-политических технологий будущего". К их реализации страны НАТО "будут полностью готовы к 2010 году". Но для этого НАТО не нужно 200 тысяч КРМБ (именно такое количество прогнозирует В. Слипченко). Вследствие недостаточных данных, анализ характера "будущих войн шестого поколения" на основе формальных (математических) критериев для их оценки пока представляется не вполне корректным. Тем более было бы неверным делать поспешные выводы о характере войны на основе дозированного применения ВТО против Ирака и Югославии или опыта проведения контр террористической операции в России. И это, не смотря на то, что "только 300 КР все решили в войне против Ирака", а корпусная операция в ЧР представляется сегодня как способ решения проблемы на Кавказе и явление вселенского масштаба.
Сегодня для принятия безошибочных решений представляется важным выстроить прежде всего общую "идеологию контрвойны для России" на основе логических критериев и здравого смысла. Именно общие подходы здесь более всего уместны (примером, такого рода общих, но крайне необходимых подходов могут быть приведенные ниже статьи А. Бобракова и В. Курсаковаiv). Но они не имеют прямой связи с ортодоксальной военной наукой, которая в принципе все давно разложила по статьям "Основ" и уставов. Поэтому исследователи погрязли в самокопании, мучаются терминологической тарабарщиной и естественно страдают научным бесплодием.
Выскажу кощунственную для корифеев военной науки мысль: как это ни странно применение термина "идеология войны" в рамках общих рассуждений для принятия решений не только допустимо, но и оправдано практикой стратегического планирования и десятилетием бесплодных попыток найти методологическую базу реформ ВС России.
Можно было бы привести весьма показательные в этом смысле примеры, хотя бы туманные изыскания профессора Академии военных наук В. Милованова10 и соображения официальных лиц, в изобилии появившиеся в НВО.
Нет сомнения в том, что характер войны будущего будет определяться состоянием современного "российского общества", НАЛИЧИЕМ ИЛИ ОТСУТСТВИЕМ НАЦИОНАЛЬНОЙ ОБОРОННОЙ ИДЕОЛОГИИ, верного понимания военно-политической элитой как минимум старых истин (одна из них девиз НВО) и задач Армии11.
С точки зрения исследования характера будущей войны, для России имеет существенное значение общий замысел стратегической обороны, подчиненный политической цели обеспечить мир. Не меньшее значение имеет народная идеология, и как бы отходит на второй план экономические соображения. Но эти соображения более чем уместны, если мы, ныне живущие, твердо намерены обеспечить безопасные условия обитания последующим поколениям единого народа на территории суверенной России.
Отступление первое.
О роли Генерального штаба в формировании стратегии и замысла войны. По мнению одного из публикаторов Лиддела Гарта С. Переслегина "содержанием мировой войны 1890-1914 гг. стал переход от индустриальной к информационной страте европейской цивилизации. Одним из элементов этой новой информационной линии войны была разработка германским Генеральным штабом и английским Адмиралтейством планов (замыслов) будущей войны".
Нельзя не согласиться также и с тем, что события 1914 - 1918 гг. следует рассматривать как результат столкновения двух тщательно разработанных непрямых стратегических планов, связанных с именами Альфреда фон Шлиффена, начальника германского Генерального штаба, и Джона Фишера, первого лорда Адмиралтейства. (Русский и австро-венгерский планы войны были инициированы логикой Фишера и Шлиффена и не могут считаться самостоятельными. Французский "План No17" не заслуживает в сущности даже критики. Недостатки, отмеченные Лиддел-Гартом, значения не имели: "План No17" был не более чем набором благих пожеланий, и выполнять его никто не собирался. Впрочем, трудно предложить что-либо осмысленное относительно Франции: идеологические соображения заставляли ее отказаться от оборонительной стратегии, а "расширенный лагерь Меца", на который опирались в своем развертывании германские армии, обрекал на неудачу любую наступательную стратегию".)