— Уже учится? Славный малый! И кроме сына у вас никого нет?
— Есть еще дочь, сударь.
— Как, и дочь также! Добрый мой господин Лебрен! Ну, если она похожа на мать, то должна быть очаровательна.
— Да, она у меня недурненькая.
— Вы, должно быть, гордитесь ею. Что, разве я не угадал?
— Черт возьми, сударь, я не отрицаю этого.
— А знаете, у меня есть просьба к милой госпоже Лебрен.
— Она к вашим услугам, сударь.
— Я собираюсь в скором времени устроить на казарменном дворе карусель, и мои драгуны будут упражняться в верховой езде. Обещайте мне, что придете как-нибудь в воскресенье посмотреть на репетицию карусели и приведете с собой госпожу Лебрен.
— О, сударь, вы оказываете нам слишком много чести! Мне совестно…
— Ну полно, мой друг, вы шутите. Итак, это решено?
— А могу я привести и своего мальчика?
— Конечно!
— И дочь?
— Как вы можете задавать мне такой вопрос, мой милый господин Лебрен?
— В самом деле, сударь? Вы не найдете ничего дурного в том, если моя дочь…
Напротив! Да ведь это идея, блестящая идея!
— Что такое, сударь?
— Слышали вы когда-нибудь о древних турнирах?
— О турнирах? Прошу извинения, сударь, но такие простые люди, как мы…
— Это во времена рыцарства были такие турниры, мой милый Лебрен, и на этих турнирах состязались некоторые из моих предков, которых вы видите здесь на портретах.
— Как! — вскричал с изумлением торговец. — Так эти господа ваши предки? Я и то думал себе, что есть что-то общее фамильное у вас с ними.
— Вы находите?
— Нахожу, сударь, простите за смелость.
— Будет вам все извиняться! — Оставьте вы эти церемонии, мой милый. Так вот, на этих турнирах всегда присутствовала королева красоты, которая раздавала победителям призы. Пусть же этой королевой на карусели будет ваша прелестная дочь. Она вполне достойна этого.
— О сударь, нет, это уже чересчур. И разве вы не находите, что так стоять на виду, перед всеми этими драгунами… Это немножко, прошу извинить за смелость, немножко… Как бы это выразиться? Немножко…
— Не будьте таким подозрительным, мой милый Лебрен. В древнее время королевами турниров бывали самые знатные дамы, а под конец они даже целовали победителя.
— Оно, положим, так, но они уж были привычны к этому, а моя дочь… Видите ли, девочке восемнадцать лет, и она воспитана совсем по-буржуазному.
— Успокойтесь, я ни одной минуты не думал о том, чтобы ваша дочь целовала победителя состязаний.
— Как вы добры, сударь! И если вы настолько снисходительны, что позволите моей дочери не целовать…
— Но это само собой разумеется! Какое тут может быть позволение? Я счастлив уже тем, что вы и ваше семейство принимаете мое приглашение.
— О сударь, это мы должны принять за честь, за высокую честь, что вы нас приглашаете. Я вижу отлично, что вы желаете нас осчастливить.
— Что поделаешь, мой милый! Бывает так, что люди сразу придутся по душе. И потом вы оказались таким честным человеком относительно моего заказа…
— По совести, сударь!
— …что я сейчас же сказал себе: «Чудесный, должно быть, человек, этот добряк Лебрен! Хотелось бы мне оказать ему маленькую любезность или даже услугу».
— Ах, сударь, я не знаю, куда мне деваться от смущения!
— Послушайте, вы сейчас говорили мне, что ваши дела идут неважно. Хотите, я уплачу вам вперед за весь заказ? Не стесняйтесь, говорите откровенно. Сумма порядочная! Я вам дам чек на моего банкира.
— Уверяю вас, сударь, что мне не нужен аванс.
— Но времена теперь тяжелые. Вот то время, когда жили эти господа, было славным, добрым временем, — прибавил граф, показывая на висевшие на стенах портреты.
— В самом деле, сударь?
— И как знать? Быть может, это доброе старое время еще вернется.
— В самом деле? Вы так думаете?
— В другой раз мы поговорим о политике. Вы интересуетесь политикой?
— Где уж нам, торговцам…
— Ах, мой милый, вы сами точно родились в то доброе старое время! Вы тысячу раз правы, не занимаясь политикой. В то старое время, о котором я говорил, никто не рассуждал. Король, духовенство и аристократия приказывали, а народ повиновался без возражения.
— Черт возьми! Да, это было очень просто и удобно, сударь! Если я верно вас понял, король, священники и вельможи говорили: «Делайте так!» — и народ делал?
— Вот именно.
— «Платите!» — и народ платил?
— Конечно.
— «Ступайте туда-то!» — и они шли?
— Ну да, именно.