Король Людовик, которого парижские буржуа прозвали Сварливым, ходил взад и вперед по комнате, бормоча глухие проклятья. По пути он наткнулся на столик, заставленный дорогой стеклянной посудой; резкий удар ногой – и столик отлетел в сторону вместе со всем, что на нем стояло. Подойдя к окну, король ткнул кулаком в витраж, цветные стеклышки разлетелись вдребезги, рука закровоточила, и Людовик X принялся браниться, изрыгая глаголы, которым поразились бы и рыбаки на Сене.
– Клянусь потрохами дьявола! – возопил он. – Проклятой утробой матери, которая меня родила! Есть ли на свете король более несчастный, чем я? Меня хотят вероломно убить, хотят, чтобы я сдох, как какая-нибудь падаль на углу Гревской площади!
Последовал новой поток брани, сопровождавшийся ударами ногой по креслам и предметам гарнитура, а также по-прежнему кровоточащей рукой по всему, что под эту руку попадалось.
Через несколько минут королевский кабинет был опустошен, словно по нему пронеслась шайка мародеров: стулья опрокинуты, фарфор разбит на мельчайшие кусочки, занавески порваны в клочья…
Спокойный и степенный, Мариньи ожидал окончания этого приступа ярости.
Наконец Людовик X подошел к первому министру, скрестил руки на груди и проворчал:
– Известно ли вам, что происходит, сударь?
– Сир, – проговорил Мариньи, – Париж в радости, королевство спокойно – вот что происходит. Прочего, если таковое есть, я не знаю.
– Вы не знаете! Вы, которому следовало бы знать! Не знаете, что меня хотят уничтожить! Вот уже час как я твержу вам об этом! Подойдите! Взгляните! – добавил Людовик, увлекая Мариньи к столу, над которым склонились свидетели этой сцены.
Мариньи увидел ларчик, а в нем, словно в гробу, покрытую королевской мантией восковую фигурку с воткнутой в сердце иглой.
Первый министр взял фигурку в руки и внимательно рассмотрел.
– Знаете, что это?! – вскричал Людовик X.
– Да, сир: жалкое колдовство, из тех, что делают ведьмаки и ведьмы, проклятая раса, от которой мы должны очистить Париж и королевство. Похоже, эта кукла была изготовлена против Вашего Величества.
Граф де Валуа подошел к королю и прошептал тому на ухо:
– Вы слышите, сир?
– Да это же само собой разумеется.
– Произнес уловивший эти слова Мариньи. – Даже и спорить не о чем. Нужно быть врагом короля, чтобы не разглядеть в этой фигурке проклятие, призванное убить Ваше Величество…
Первый министр бросил на Валуа смертельный взгляд и добавил:
– А разве у монсеньора графа, дяди короля, имеются на сей счет сомнения?
Валуа, в свою очередь, наградил Мариньи не менее вызывающим взглядом:
– Ни малейших. Более того: именно я, а не вы, кому надлежит этим заниматься, предупредил моего дорогого короля и племянника о ненавистном заговоре, который плетут против него колдуны и колдуньи.
Мариньи заскрежетал зубами. Он уже готовил какой-либо сокрушительный ответ, когда Людовик X, положив руку на плечо министра, смерил его взглядом, в котором сквозило подозрение.
Мариньи понял эти подозрения. И похолодел до мозга костей, так как подозрения эти, не сумей он их опровергнуть, означали не только крах, разорение, но и смерть, допрос, ужасные пытки, коим подвергаются все цареубийцы.
– Мариньи! – сказал Людовик X со степенностью, от которой свидетели этой сцены содрогнулись тем более, что в ней не было присущих королю гнева или ярости. – Мариньи, вы готовы поклясться в том, что не знали о существовании этого святотатства?
Мариньи низко поклонился. Затем, распрямившись во весь рост, громким голосом произнес:
– Дворяне, сеньоры, герцоги и графы, здесь присутствует человек, который сотню раз рисковал своей жизнью и тысячу – своим состоянием, служа прославленному Филиппу, отцу нашего выдающегося короля! В сражениях против врагов Франции этот человек проливал свою кровь, не жалея ни капли! В дни, когда король в испуге замечал, что его сундуки пусты, этот человек продавал все, вплоть до последней драгоценности, чтобы дать королю золото, и не считал оного! Этот человек лихорадочно работал ночами, дабы король мог спать спокойно! Этот человек освободил короля от тамплиеров! Этот человек вынудил восставший Париж просить у короля прощения!.. Если бы Его Величество Филипп поднялся из могилы, в которую мы его опустили с месяц назад, если бы Филипп Красивый, зная, что происходит в его Лувре, вошел сюда, он бы посмотрел вам всем в лицо и прокричал: «Кто здесь смеет подозревать верного слугу монархии? Кто смеет требовать от Мариньи клятвы в том, что он предан своему королю?.. Пусть этот человек возьмет слово! Пусть скинет маску! И, клянусь Господом нашим, если таковой найдется, он больше не жилец на этом свете!..»