– Бросай железяку на землю. И посоветуй то же самое сделать шлюхе и гнилой развалине, – несмотря на глухое забрало, закрывавшее лицо говорившего, Роланд узнал его. Септим Борха. Один из старших офицеров на службе у ди Сангвинаро. Значит, и сам Франческо неподалеку.
– Не хочешь забрать мой меч самостоятельно? Яйца совсем жидкими стали, а, Септ?
На поддёвку Борха не отреагировал.
– Забрать не сложно. Мне достаточно пошевелить пальцем – и ты превратишься в ежа. Беда лишь в том, что господин будет недоволен.
– Точнее сказать, Франческо снимет с тебя башку, если ты лишишь его радости лично содрать с меня кожу, – Роланд криво усмехнулся. – Ну так что, может, всё-таки потанцуем? Я не буду возражать, если пара-тройка твоих криворуких ублюдков выступят вместе с тобой.
Септим Борха заколебался, и бывший герцог понял, что попал в цель. Что ж. Пускай все потеряно, но хорошая драка напоследок – куда лучше, чем арбалетный болт в животе. «А если не будешь сдерживать свою кровь, то метка дарует тебе бессмертие». Предательская мысль была как нельзя некстати. Роланду стоило огромных усилий отогнать её прочь.
– Нет уж. Если не достигну цели, по крайней мере, умру человеком.
Борха сделал шаг вперед и обнажил полуторный меч.
– Что ты там бормочешь, Спатар? Проговариваешь собственное завещание? Зря. Заканчивай это и…
Что именно хотел сказать Септим, так и осталось загадкой, ибо в это самое мгновение его голова чудовищно сморщилась, словно горошина из сырой глины. Несколько солдат ди Сангвинаро превратились в багряные цветы из плоти и костей.
«Козмо!»
Раненый последователь Сабанака менялся на глазах. Кожа и мясо почерневшими ошмётками отваливались от его тела, а костная ткань, напротив, росла вверх и вширь. Вот одно раздувшееся ребро превратилось в деформированную конечность со множеством суставов, миг – и то же самое произошло с другим ребром.
«Бегите, мессир…» Наверное, Роланд прочитал это в глазах отдающего собственную суть товарища, так как говорить Пиетро уже не мог – угадать очертания человеческого черепа в обрётших подвижность лицевых костях можно было бы только при очень богатом воображении.
Промедление фатально. Схватив Беатрикс за руку, воитель ломанулся вперед, туда, где белели башни Вечного Города. Кто-то попытался заступить им дорогу, но взорвался изнутри, уступив напору жуткого дара Сабанака. Ещё одного солдата Роланд оглушил, изо всех сил ударив по шлему плоской стороной клинка. Путь был свободен. А за их спинами продолжалась кошмарная метаморфоза, снова и снова расцветали кровавые цветы.
Им безумно повезло. В первый раз, когда Собиратель Костей, в которого обратился Козмо, направился прочь от Вечного города – попытка убежать от посвящённой Сабанаку твари обречена на неудачу. Второй раз – когда оказалось, что они чудом вышли аккурат к распахнутым настежь воротам Салвеззо ди Этерна. И в третий раз – когда они успели затеряться в лабиринтах заброшенных улиц до того момента, как к стенам города подоспели уцелевшие головорезы ди Сангвинаро.
– Козмо… – всхлипнула наёмница. – Он…
– Его больше нет. Он отдал всё, чтобы мы смогли дойти. Смогли сделать выбор. И… он тоже его сделал.
– Я понимаю, – Беатрикс сморгнула, прогоняя непрошеную слезу. – Но вот так, в самом конце… Когда мы уже почти достигли цели… Это неправильно.
«Весь мир неправильный. Был неправильным до прихода демонов и уж, тем более, не стал правильнее сейчас. Зло, боль, кровь, жестокость. Право сильного. Право наглого. Право облечённого властью».
– До цели надо ещё дойти, – произнес вслух Роланд. – Судя по всему, сам Франческо уже здесь, возможно, на соседней улице. А ангела мы ещё не нашли. И не знаем, что именно скрывается в сердце Салвеззо ди Этерна.
Солнце клонилось к закату, когда воитель и наёмница, следуя указаниям механической глобулы, вышли на главную площадь Вечного Города.
В алых лучах уходящего за горизонт светила ряды мраморных колонн и снежно-белый камень брусчатки казались залитыми кровью.
– Это невероятно… – выдохнула Беатрикс. И на этот раз Роланд не видел причин, чтобы с ней не согласиться.
Собор всех Святых. Древнее сооружение, увенчанное символами Всеотца, словно пришло из других, куда более добрых и куда менее омерзительных времён. Статуи мучеников и апостолов, расставленные в портиках Собора, казалось, смотрели в самую душу, прозревая любую, даже едва заметную гнильцу. Наверное, последователю Багрянорукого должно было стать не по себе в таком месте. Да что там «не по себе» – по-хорошему, Роланда должно было испепелить, обратить в прах, низвергнуть в бездну, но… Ничего подобного не происходило.