– Ладно, не хнычь, – примирительно пробормотала она. Кухня окончательно утонула в сизых сумерках, и смотреть друг на друга в потёмках становилось всё труднее. Ещё и метель начиналась.
Маша достала из шкафчика связку серых свечей, зажгла их. Покапав горячим парафин на дно старенькой алюминиевой кастрюльки, установила в неё свечи.
Всё ещё обдумывая что-то, взяла кружки, от которых шёл тёплый пар и разливался аромат цитруса, поставила на стол. Дашка сразу потянулась к своей любимой, которую она же и подарила – ваниль с шоколадными нотами-восьмушками на стройном нотном стане.
– Что-нибудь придумаем.
– Что? – вздохнула Даша с отчаянием в голосе.
– Ну-у. Я приглашу его с Витькой в кино. Возьму тебя. Сходим вчетвером. Потом он тебя до дома проводит, как настоящий кавалер, а там уже, может, ты и перестанешь за уроки бросаться как в спасательную шлюпку…
Дашка хохотнула. Но в мутноватом свете свечей выглядела при этом ещё более несчастной.
– Слушай! – Маша наклонилась над столом. – Предлагаю осветить вновь открывшиеся обстоятельства в ходе сегодняшнего гадания… Ты со мной?
В подъезде гулко хлопнула дверь. Послышались торопливые шаги на лестничной площадке.
Афанасьева посмотрела на часы: почти шесть, скоро мама с работы вернётся.
– Пойдём, я тебе что-то покажу…
Она схватила кастрюльку со свечами и, проплыв мимо заинтригованной гостьи, скрылась в полумраке коридора.
Квартира у Афанасьевой была небольшая, хоть и трёшка, но в старом доме, с довольно странной, неудобной планировкой. Кухня выходила в длинный узкий коридор, на котором смыкались всё выходы из всех помещений: входная дверь, ванна и туалет, и традиционная в таких домах кладовка – с одной стороны, три двери в жилые комнаты – с другой.
Если бы ещё эти самые двери оказались со стеклянными вставками, было бы, наверно, уютнее, особенно сейчас – вечером, с отключённым электричеством и занимавшейся за окном метелью.
Осторожно двигаясь за подругой, Дарья невольно представила себя в древнем заброшенном замке – узкий проход, темнеющие проёмы комнат, томное поскрипывание паркета, и худенькая девушка со свечой впереди. В довершении картины Машке не хватало длинного, в пол, платья.
– Ты чего там плетёшься? – прошептала подруга.
– Тут я… А ты чего шепчешь? – так же тихо отозвалась Даша. Афанасьева хохотнула чуть громче, но тоже не в полный голос:
– Не знаю, всё так торжественно… Смотри!
Она отошла немного в сторону, подняв высоко свою кастрюльку со свечами и позволив Даше оглядеться.
Они оказались в спальне Машиных родителей: тяжёлые шторы плотно закрыты, широкая кровать с резным изголовьем в форме лилии, мерцающие в свете свечей бра. Слева от входа, у стены, ловило отражение двух девчонок громоздкое трюмо с массивным овалом зеркала.
– Класс, правда? – восторженно хвасталась Афанасьева. – На Новый год себе купили обновку… Круть, да?
Синицына зачарованно кивнула.
– И, прикинь, ещё что я придумала, – Маша поставила кастрюльку со свечами на трюмо, исчезла на мгновение в темноте коридора. В кладовке послышался грохот, словно свалилось что—то тяжёлое и мягкое, потом – оханье и скрип.
– Афанасьева, тебе помочь? – Даша выглянула из спальни.
– Не-е, я уже тут. Оно легкое… На колесиках…
Медленно разворачиваясь в узком коридоре, чавкая резиновыми тапками, Маша втягивала в комнату нечто высокое, плоское, в деревянной оправе и на широкой нескладной подставке.
– Это что такое?!
Но подруга не отзывалась, кряхтя и шумно вздыхая. Даша не выдержала, схватила за угол деревянной рамы, потянула её на себя. Штуковина оказалась и впрямь не столько тяжёлой, сколько неудобной и большой: в высоту едва-едва прошла в дверной проём, а в ширину – вообще пришлось втягивать по очереди в начале один угол, за ним – второй.
«Штуковина» оказалась напольным зеркалом.
Когда всё, наконец, было позади, и оно оказалось в спальне, Маша довольно подпрыгнула:
– Та-дам! – она слегка поправила деревянную раму.
Перед озадаченной Синицыной встало её собственное отражение во весь рост: растрёпанные волосы, смущённый вид, стекляшки очков в модной оправе. В несмелых бликах свечей она увидела себя странно потерянной, словно чужой.
– Здорово, да? – не унималась Афанасьева. – Это от старого гарнитура осталось, не дала продать. Буду у себя в комнате делать ремонт, его там пристрою. Раму только перекрашу, сделаю её светлой-светлой. Представляешь?
Даша представила.
– А зачем ты его сюда припёрла?