Еще мне очень нравился сад. Он был шикарным, с разнообразными деревьями. Десятки видов птиц вили там свои гнезда. Как в мультфильмах Уолта Диснея, я свистела им, надеясь, что они ответят мне. Весной я часто забиралась на верхушку моего любимого абрикосового дерева, чтобы погреться в лучах солнца. Аромат абрикоса витал в воздухе. Какие прекрасные воспоминания! Мое дерево росло у самой ограды, и с него можно было дотянуться до веток деревьев наших соседей.
Как-то, собирая орехи, я увидела седовласую женщину. Та улыбалась мне через решетку. Меня поразили ее морщинистое лицо и блеклые глаза. В ее доме стоял превосходный запах цветов, нежный и таинственный. Я угощала ее вареньем, которое готовила мать из плодов из нашего сада.
Нашей соседкой справа была тоже симпатичная женщина, которая любила детей. Она научила меня азам искусства оригами и иногда немного помогала с математикой. Эти два исключительных человека всегда встречали меня с распростертыми объятиями. Те недолгие встречи с ними, незначительные на первый взгляд, на самом деле принесли мне огромную пользу!
Постепенно я познавала окружающий мир — прежде всего квартал, в котором мы жили. Меня любили, там я чувствовала себя в безопасности. Мне нравилось играть на улице, когда шел дождь. Запах дождя в пригороде — это что-то!
Мои дед с бабкой были богаты. Я знала, что этот факт имел очень большое значение для моего отца, хотя никто мне об этом не говорил. Я просто знала — и все. Впрочем, подарками дед с бабкой меня не баловали. Да и сами они были далеко не подарок. Зато именно деньги моего деда часто становились темой номер один в разговорах отца с матерью. Разговоры неизменно кончались скандалами, но я была еще слишком мала, чтобы понять их причины.
Мне нравилось ездить к деду с бабкой в гости, в Алжир, жить в их шикарном доме, общаться и играть с братом. Хотя я видела их нечасто, все равно любила. Они хорошо относились ко мне, считали своей любимой внучкой, но так было не всегда. К моему появлению на свет они отнеслись весьма прохладно — ведь я была девочкой. Но все же добилась их расположения по-своему: я отличалась от своих двоюродных братьев и сестер, которые боялись деда и старались реже попадаться ему на глаза. Я была другим ребенком — ласковым, но и за словом в карман не лезла.
В семье Шариффов никто не смел перечить воле деда. Дядья и тетка готовы были целовать ему ноги. Подкаблучники! Когда он собирал у себя деловых людей страны, мне запрещали даже приближаться к нему: «Не беспокой его, иначе он убьет тебя».
Чихать я хотела на все предупреждения: вбегала в его кабинет и обхватывала руками его шею, а он целовал меня, поддразнивал, называл разными смешными прозвищами, которых у него в запасе было много.
Например, я обожала сыр. В той местности производили только один вид сыра, без названия — просто сыр, а возможно, я просто его не слышала. Я почему-то называла его шамана, и это смешное прозвище перешло и на меня. Еще одно прозвище было самым любимым у деда. Я даже не знаю, стоит ли о нем упоминать. Ладно, скажу, только обещайте не смеяться надо мной. Когда мне было три или четыре года, он называл меня Кучеряшкой[2], потому что мама накручивала мои вьющиеся волосы на бигуди и украшала лентами, подобранными по цвету к платью. В то время я была большой модницей и всегда одевалась с иголочки.
За вздернутый нос дед прозвал меня поросенком Пигги. Как я злилась! Однако мне нравился и насмешливый тон, с которым он произносил это слово, и его лукавая улыбка. Когда же я для видимости начинала сердиться, он веселился еще больше.
А бабка неустанно повторяла мне:
— Когда ты вырастешь, то должна выйти замуж за богатого человека! За врача!
И каждый раз я обиженно отвечала:
— Нет. Я лучше сама стану врачом!
Девочка, которая показывает свое стремление к независимости! Это неприемлемо! С детства я отвергала идею постоянной зависимости от мужчины. Деду с бабкой не часто доводилось слышать подобные речи.
Некоторое время спустя я поделилась своими планами с матерью.
— Мама, вот увидишь, однажды я стану богатой.
— Для этого тебе нужно найти себе подходящую партию для замужества, — ответила она, повторяя слова своей матери.
Они все словно сговорились!
Несколько лет подряд я часто говорила ей: