— Очень кстати!
Дверь открывается и входит Бам — Барнет.
Достаточно было двух недель, чтобы завершить превращение, начавшееся в комнате, где умер Тиллингест. Бам окончательно преобразился. Перед ними стоял истинный джентльмен, гордый, холодный.
— Здравствуйте, господа, — бросает Бам. — Что нового?
Трип и Моп смотрят друг на друга: долгожданная минута настала!
Бам ждет ответа и нетерпеливо постукивает тростью.
— Ну что же, — продолжает он, — удостоите ли вы меня ответом? Спрашиваю еще раз: что нового?
— Что?.. А то… — восклицает Моп.
— То новое, что мы недовольны, — заканчивает Трип.
— Неужели? — спрашивает Бам насмешливым тоном. — Ах, вы недовольны! А можно ли узнать, дорогие друзья, что именно вам так сильно не понравилось?
Теперь уже отступать некуда. Достоинство полковника и главного редактора задевается все больше и больше.
— Милостивый государь, — четко произносит Моп, — может быть, вы решили, что имеете дело с болванами?
— Ну, как можно! — возражает Бам с изысканной вежливостью.
— Нет, мы… не хотим… так думать, — отвечает, подчеркивая каждое слово Моп. — Но позвольте вас спросить в таком случае, почему вы так плохо обращаетесь с нами?
Тон Мопа принимает оттенок заносчивости. Бам резко вскакивает.
— Вот как!
— Да, нам не пристало, — кричит высоким голосом Трип, — снизойти до уровня каких-то машин… Да, на нашу долю выпадают все превратности, все побои, все опасности!.. А вы один пожинаете все плоды! Вот так!
Бам кладет ему руку на плечо.
— Дорогой Трип, — говорит он сухо, — мне кажется, что вы сегодня выпили больше, чем следует…
— Новое оскорбление! — ревет Трип.
— А вы думали, — восклицает Моп, приходя на помощь, — вы думали, что ваши добрые друзья — дойные корову, которых вечно можно доить, не показав им даже стакана молока? Что, не так? Трип и Моп работают как каторжные… Они выслушивают оскорбления одного, угрозы другого, и за все это мистер Бам бросает им два несчастных доллара в день… как кость собакам… тогда как он получает львиную долю… Ведь работаем мы!.. Мы бросаемся, очертя голову, в огонь, чтобы достать вам каштаны!.. Так дело не пойдет! Или все делится на троих, или мы умываем руки!
— Отлично, — отвечает Барнет. — Я сожалею только, что вы сказали это слишком поздно…
— Что? Как? Поздно?! — воскликнули оба друга.
— Да, повторяю, что я очень сожалею, но я именно с тем и пришел сегодня, чтоб заявить вам, к величайшему моему огорчению, что обстоятельства заставляют меня отказаться от ваших услуг…
Раздались два вскрика отчаяния.
Бам расхохотался.
Затем он повернулся к Трипу.
— Полковник, — сказал он, почтительно наклонив голову, я из верного источника знаю, что «Геральд» ищет в настоящее время компетентного человека для экономического отдела… А «Ночной курьер» Филадельфии хочет пригласить постоянного обозревателя, мистер Диксон…
Оба ошеломленно смотрели на него.
— Я не имею права отнимать у вас столь блестящие перспективы… Извините, что до сих пор удерживал вас… Вы свободны…
Воцарилось гнетущее молчание.
Бам играл своей тростью.
Трип поднял глаза на Мопа.
Прошло еще несколько напряженных минут.
— Бам! — начал Трип жалобным голосом.
— Что?
— Ты сердишься на нас?
— Мы, может быть, зашли слишком далеко?
— Этот Трип так вспыльчив…
— А Моп — сущий порох…
— Но это вовсе не со зла…
— Это темперамент… да, темперамент…
Бам закурил сигарету.
— Ладно, парни! Садитесь и слушайте меня внимательно…
Ужасная перспектива немедленной отставки совершенно уничтожила стремление обоих сообщников к независимости… Конечно, какого бы они ни были высокого мнения о себе, рассчитывать на свои литературные достоинства они не могли. А могли они рассчитывать на товарищескую поддержку своих конкурентов по газетному ремеслу?
«Девятихвостая кошка» яростно исполняла все пункты своей программы. Она хлестала направо и налево, а спины ее почтенных редакторов испытали уже не одно возмездие, соразмерное с силой их нападок на коммерсантов, которые по каким-либо причинам не были угодны Эффи Тиллингест, которая из Балтиморы умело направляла шквальный огонь едких намеков и опасных разоблачений.
Это был публичный скандал. Но до сих пор, исключая два-три избиения, которые пришлось вынести Трипу и Мопу, серьезного противодействия не наблюдалось. Старик Тиллингест рассчитал точно. Сколько он знал тайн! Сколько сообщников было у него! Его мемуары составили бы нечто вроде Красной Книги американского финансового мира. Дочь его черпала пригоршнями из этого арсенала вероломства и ловких подлостей.