Когда она пришла в себя, то, не произнося ни слова, взяла дочку за руку и вышла с ней на улицу Это все произошло в отсутствие миссис Симонс, которая, конечно, не отпустила бы их. Но у несчастной, рассудок которой помрачился, была только одна мысль: идти, идти, идти бесконечно. И вот, увлекая за собой Нетти, прижимавшуюся к ней с горьким плачем, она побежала по улицам Нью-Йорка. Была холодная, темная зимняя ночь, но она не чувствовала ни холода, ни голода, и из ее опухших ног текла кровь. Малютка плакала и просила есть.
Наконец на углу одной из улиц вдова упала и конвульсивно прижала к груди ребенка. Люди, проходившие мимо, с любопытством смотрели на этот жалкий символ нищеты. Нетти не забыла этой ужасной сцены и спустя много лет написала картину…
Мать очнулась уже в больнице для бедных. Дочь была при ней… Девочка с ужасом смотрела на несчастную женщину, метавшуюся в горячке, и не осознавала, что через считаные минуты станет сиротой.
Вдруг вдова Гардвин приподнялась и, проведя исхудалыми пальцами по вискам, сказала тихо, но твердо:
– Нетти! Твой отец убит. Я тебе назову два имени… Это его убийцы – Арнольд Меси и Сэмюел Тиллингест. Не забудь… Повтори…
Девочка повторила эти имена, плохо представляя себе значение слова «убийцы».
А через минуту бледная женщина откинулась на подушки и умерла.
Ребенка выгнали из больницы, так как это заведение не было приютом для сирот. Малютка видела, как какие-то люди опустили гроб в яму, которую потом забросали землей, – и с криком убежала. Тогда-то миссис Симонс снова приютила ее. Много лет спустя Нетти поняла значение слов своей матери, но эта история продолжала оставаться для нее тайной до тех пор, пока она не встретилась с братьями…
Что же рассказал мальчикам пастор Бирман?
Пастор Бирман один из первых услышал про убийство на Чертовой горе. Имя Тома произносилось с презрением и ужасом.
Мнимое преступление дяди отразилось на племянниках. Напрасно пастор защищал своих воспитанников. Он пошел дальше – стал открыто и повсюду доказывать, что признает одинаково невинными как Тома, так и Марка. Но, несмотря на его пасторский авторитет и на все его усилия, пребывание бедных детей в Антиохии стало для них невыносимым. На них показывали пальцами, их оскорбляли. Постепенно всеобщая антипатия к безвинным существам достигла таких размеров, что пастор понял бесполезность своей защиты. И вот в это самое время он получил письмо от вдовы Марка. Все сведения, которые он имел по этому делу, казались ему такими чудовищными, такими невероятными, что он не решился изложить вдове то, что рассчитывал еще обличить как ложь. И потому он отвечал ей общими фразами.
Потом, решившись предпринять последнюю попытку, тем более что ему казалось невозможным оставаться там, где его воспитанники подвергались столь незаслуженным преследованиям, он поехал к Скалистым горам, чтобы тщательно исследовать обстоятельства, сопутствующие гибели обоих братьев.
Но лишь только он достиг цели своего путешествия, как появились обстоятельства, которые привели его к результату, противоположному тому, которого он ожидал.
Пастор едва успел приехать в городок, как однажды вечером вдруг услышал сильный стук в свою дверь.
На улице раздавались страшные крики. Пастор поторопился отворить. Он был храбрым человеком, готовым прийти на помощь страждущим.
Перед домом стояла толпа.
– Что означает этот шум, – спросил Бирман, – и что вам нужно от меня?
– Вы пастор? – спросил грубый голос.
– Да.
– Вы нам нужны!
– Я никогда не отказывал в помощи кому бы то ни было. В чем дело?
– Пастора! Пастора! Ведите пастора! – кричали в толпе.
Бирман приблизился к толпе.
– Повторяю вам, – сказал он, – что я всегда готов исполнить свои обязанности. Кричать вовсе не требуется. Скажите, чего вы хотите от меня, и если причины, по которым я, как пастор, вам нужен, окажутся основательными, то я пойду с вами.
В ту же минуту появилась другая толпа, гоня перед собой палками и пинками какого-то несчастного, который, шатаясь, с окровавленным лицом, бежал, ничего не видя перед собой.
Это был человек громадного роста, с грубым лицом. Одежда на нем висела клочьями.
Пастор растолкал толпу, стоящую у его дверей, и, встав на пути второй толпы, произнес:
– Во имя Бога я вам запрещаю трогать этого человека!
Раненый уцепился за своего спасителя и, дрожа от ужаса, вопил:
– Спасите меня!.. Спасите! Они хотят убить меня!
– Смерть ему! Смерть! Линч! – ревела толпа, остановившаяся, однако, перед священником, смелый поступок которого обезоружил даже самых отчаянных.
– Какое преступление совершил этот человек? – спросил пастор.