Мужчина идет к ней навстречу.
– Нетти, дорогая Нетти! – воскликнул он, взяв ее руку. – Как я корю себя за то, что уступил вашему желанию, особенно в такой дождь и при вашем слабом здоровье…
Перед ней стоит молодой человек двадцати пяти лет, блондин, с почти женским лицом. Его голубые глаза смотрят с невыразимой любовью на дрожащую молодую девушку.
Она не отвечает.
Оба спешат возвратиться в город. Но Нетти все еще плачет, и слезы катятся по ее щекам, как крупный жемчуг.
– Извините меня, друг мой, – тихо говорит она наконец.
– Но зачем же вы решили сопровождать меня? Ведь это такая грустная прогулка… Я совершаю ее не в первый раз… Я часто хожу сюда… И как часто! Если бы вы только знали!
– Но почему вы не хотите сказать мне всю правду? Я уже давно понял, что вас не покидает глубокая скорбь… Почему же вы скрываете ее? Разве я вам не друг?
– Эванс, я не знаю сердца более преданного, более благородного, чем ваше… Но пока я не могу ответить на ваши вопросы ничего, кроме того, что говорила раньше… Вы когда-нибудь все узнаете… Пока еще не пришла пора – позвольте мне молчать… Та, которая покоится там, – моя мать. Она вынесла все пытки, которые разрывают сердце и убивают тело… Она умерла в глубоком отчаянии. Та ночь была ужасна, я никогда не забуду ее, она не изгладится из моей памяти… Мама завещала мне дело, которое я должна и хочу завершить. Когда я выполню ее волю, тогда все расскажу… А пока не спрашивайте ни о чем…
Весь оставшийся путь оба молчали.
Город уже просыпался. Рассвет, серый и белесоватый, подчеркивал бледность фасадов мраморных домов.
Они миновали Центральный парк.
На углу площади Святого Марка и Первой авеню оба остановились у скромного домика.
Через минуту дверь распахнулась – и толстая женщина с веселым лицом вскричала, увидев Нетти:
– Наконец-то! Дорогое дитя мое! Я так беспокоилась! Скорее, скорее! Чай ждет вас… и с такими гренками, каких вы еще не грызли никогда вашими зубками…
Затем она повернулась к Эвансу:
– А вы, мой ученый доктор, совсем замерзли и раскисли… Погрейтесь у огня, и все пройдет!
Славная мадам Симонс, содержательница крошечного кафе, деятельная, бойкая и непоседливая, потащила Нетти в гостиную. Девушка опустилась в кресло возле камина…
– А вы все будете стоять и рассматривать ее?! – воскликнула опять мадам Симонс, обращаясь к Эвансу. – Ну да, она хорошенькая, да, она прелестная! Это бесспорно… Но это не мешает чаю остывать! Ну-ка, доктор, накроем на стол…
Она по-особенному произнесла слово «доктор», делая сильное ударение на последнем слоге.
– Сегодня, – продолжала она, расстилая пухлыми руками коричневую с белыми цветами скатерть, – нашей дорогой Нетти надо запастись мужеством, сегодня день Совета в Академии… Будут обсуждать ее картину, ее творение… Знаете, я держу пари… что ей дадут пять тысяч долларов… Хотите держать пари, доктор?
И, говоря это, она ставила на стол чашки, блюдца и чайник, из носика которого вырывались струйки белого пара.
– Ах, кстати, Нетти, письмо для вас…
Она вынула из кармана своего передника конверт и передала его девушке.
Нетти распечатала его и вскрикнула:
– Тиллингест умер! Умер!
Затем, проведя рукой по лбу, прошептала:
– Небесное правосудие! Не торопись так! Подожди…
Глава 5
Мистер Колосс
В эту минуту раздался стук в дверь гостиной, и мягкий голос спросил:
– Можно войти?
– Это Колосс, – сказала мадам Симонс. – Войдите!
Дверь приоткрылась.
Колосс – фамилия довольно странная, но она казалась еще более странной из-за своего носителя.
Вошедший не шел по ковру, а скользил, будто его тело было таким легким, что не производило шума при движении. Кто произвел на свет это существо? Какое-нибудь экзотическое семейство, оставившее на льдине ребенка, которого потом течением унесло далеко от Гренландии, Шпицбергена или Камчатки? Или тот сказочный мир, который фантазия Свифта населила лилипутами? Или таинственное племя пигмеев? Или просто сон? Как бы то ни было, но в комнату вошел человек более чем необыкновенный.
Имел ли он четыре фута от пола? Если мы назовем даже три с половиной, то и это будет преувеличением. Но если он так мал ростом, то не компенсирует ли он толщиной этот недостаток? Отнюдь. Он хрупкий и тонкий, как стебель одуванчика. Всмотревшись повнимательнее, нельзя не удивиться гармоничному сочетанию роста и комплекции этого существа.
Как ни странно, его облик в точности соответствовал американскому типу. Это было уменьшенное изображение больших янки, известных по рисункам во всех пяти частях света. Длинное лицо, козлиная бородка, курчавые волосы… Все было на месте.