Часть 3. Хозяйка
– Дунька, где ты бродишь? – послышался сердитый голос Пелагеи. – Вы посмотрите, она еще дрыхнет. Бегом в кабинет, барин зовут!
Евдокия с трудом открыла глаза. Все-таки она задремала. Голова как чугунная, а в сердце будто несколько иголок вонзили. Ключница подошла к ней и резко ударила по затылку.
– Чего сидишь, сказано же – бегом!
Дуня несмело вошла в кабинет и остановилась у дверей.
– Звали, барин?
– Чего ты там шепчешь? – барин поморщился. – Не завтракала, что ли? Ах, да… – он замялся. – Барыня мне все рассказала. Мне очень жаль, что так получилось. Возьми вот это, – он протянул ей несколько купюр и продолжил, – и постарайся забыть вчерашний случай в бане, как кошмарный сон. Прости Наталью Павловну и меня. Покажи, что барыня с тобой сделала.
Дуне вновь стало нехорошо от страшных воспоминаний. Она, словно во сне, закрыла дверь на крючок и медленно разделась догола. Потом повернулась к барину спиной, исполосованной плетью. Николай встал из-за стола, подошел к горничной и нежно погладил ей спину и попку.
– Бедная девочка!
Ноги Дуни сами собой раздвинулись и барин любовно пощекотал между ними сразу размякшую и размокшую девичью плоть, но затем отдернул руку.
– Нет, нет, это ни к чему, одевайся. Мы с тобой больше не будем встречаться. Так лучше для всех.
– Барин, миленький, последний разочек! – Дуня развернулась и, не спрашивая разрешения, обвила шею господина руками и принялась осыпать его лицо поцелуями. – Господи, что ж мне делать-то теперь, глупой. Помру ж я без вас, барин!
– Ну, зачем так… – голос Николая звучал неуверенно. – Нет, Дуня, оставь меня, я обещал барыне…
Однако девушка не выпускала его из объятий, а господин и не пытался оттолкнуть ее от себя. Дуня нащупала через одежду твердый мужской утес и ловко выпустила его на волю. Николая вздохнул, нерешительно взял ее за упругую попку, приподнял и резко опустил девушку на себя…
Через пять минут Дуня мигом оделась, отперла дверь и села на лавку перед хозяином.
– Господи, хорошо-то как! – прошептала она. – Будет, о чем вспомнить. Спасибо, барин!
– В общем, Дуня, ты права, – Николай опустил глаза. – Из усадьбы мне придется тебя удалить. Так просит барыня. Я не хочу с ней ссориться, сама понимаешь. Но ты в обиде не останешься. Я дам тебе вольную.
– Вольную? – глаза девушки загорелись. – Есть бог на свете! Спасибо, барин! За такое не жалко еще столько же плетей получить!
Дуня упала перед ним на колени, но он велел ей подниматься.
– Вольную дам при одном условии, – отчеканил барин. – Я открываю в городе мастерскую. С дагеротипией ты знакома, вот и займешься. Половину выручки забираешь себе, половину посылаешь мне. Так что все зависит от тебя – как дело поведешь. Срок тебе – два года. А потом как знаешь: или останешься в мастерской, или иди на все четыре стороны.
– Как скажете, барин, – спокойно сказала Дуня. – За вольную я на все согласна. Только прошу вас, разрешите мне еще месячишко побыть в усадьбе. Скажите барыне, что не готова еще мастерская. Мне нужно уладить кое-что. Очень вас прошу!
– У тебя еще есть какие-то дела? – усмехнулся барин. – Хорошо, я скажу Пелагее, чтобы не очень тебя загружала. Только ты подальше от меня держись, не давай барыне лишнего повода для ревности, – он опусти глаза и тихо продолжил. – Знаешь, Дуня, а я не ожидал, что по-своему привяжусь к тебе. Ты бойкая девушка, умная и стоишь гораздо выше всех моих остальных крестьянок вместе взятых. Видишь, я разговариваю с тобой откровенно и почти как с равной. Надеюсь, ты не превратишься в забитое животное, типичную представительницу вашего сословия.
Дуне не хотелось сейчас думать ни про какие сословия. Перед ней сидел не господин, а любимый и желанный мужчина. Ей хотелось кричать ему о своей любви, но она сдержалась. Поклонилась, вышла из кабинета и лишь потом в который уже раз дала волю горючим слезам.
Но особо плакать некогда, настала пора исполнять задуманный план. К чему барину лишнее беспокойство из-за ее проблем? Никто ни о чем не должен знать, а она будет таинственным кукловодом, дергающим за ниточки марионеток. Жаль только, что барин не из их числа.
– Далёко собралась? – спросил у Дуни Феофан.
Она нашла в себе силы приветливо улыбнуться. В принципе, он совсем неплохой парень, этот попович. Всегда обходителен с ней, лицом приятен, правда, рыжеват и веснушек хватает, да ведь с лица воды не пить. Еще совсем детьми были, когда он научил ее читать и писать, иначе осталась бы такой же темной, как все.
– На речку иду купаться, жарко, – весело ответила она.
Попович слегка помрачнел.
– И барин там будет? – ядовито поинтересовался он.
– А с чего это вдруг барин? – разъяренно спросила Дуня, и кровь прилила к ее лицу.
– Да наслышаны мы. Как барин со двора – следом ты. Или наоборот.
– Дурачок! Кому ты поверил! – Дуня заплакала. – А я-то думала, ты нормальный парень, душевный, приветливый. Грамоте меня выучил. А ты эвон чего – злые сплетни повторяешь.
– Так что, неправду люди-то говорят? – с надеждой спросил Феофан, сразу повеселев.
– А то правду! Мало ли куда я по делам могла бегать! Послужил бы в усадьбе, понял бы. Все бегом да бегом, только и думать, уехал при этом куда барин или нет. Что, видел меня кто с ним?
– Нет.
– Ну вот, а болтают. Язык-то без костей. Все, пошла я, обидел ты меня. Не подходи больше!
И Дуня решительно зашагала дальше. Сердце колотилось, кровь прилила к щекам. Кто же это, интересно, такой догадливый? Ведь она строго соблюдала все меры предосторожности. Да нет, не все, иначе не пришлось бы сейчас заигрывать с поповичем. Она чувствовала, что он крадется где-то сзади, но не показывала виду. Нужно довести игру до конца.
Феофан действительно следил за ней. Скрывшись в кустах, он, задыхаясь от вожделения, наблюдал, как Дуня неторопливо раздевалась на берегу. Вот девушка разоблачилась догола и встала, потягиваясь, у воды. Ее крепкий округлый зад и крутые бедра сводили с ума, а когда она наклонилась, чтобы потрогать рукой воду, открыв при этом все самые интимные таинства, попович чуть не застонал. Он приспустил штаны, перекрестился и, не отрывая глаз от нагой прелестницы, начал заниматься библейским грехом. Дуня прыгнула в реку и принялась весело плескаться в воде, подскакивая и ныряя. То пышная попка, то грудь оказывались на поверхности, и вскоре Феофан с тихим стоном опорожнил свой греховный сосуд на траву. Перекрестившись и пробормотав молитву, он кинулся бежать обратно, но потом все-таки подстерег Дуню на тропинке. Его глаза дико блуждали, а речь была бессвязной, как у пьяного. Девушка смотрела на него с интересом охотника, наблюдающего, как зверь сам идет в ловушку.
– Дуня… Ты прости меня, дурака, за те глупости. Ты ж мне так люба… Хочешь, с отцом поговорю, он у барина попросит тебе вольную… Дуня, ты же меня с ума сводишь…
Он набросился на нее и обнял, пытаясь поцеловать. Дуня с размаху ударила его ногой в пах, и Феофан дико взвыл.
– Ты что, совсем меня за б… принимаешь! – рассвирепела она. – То оскорбляешь, а теперь еще силком взять хочешь! Тоже мне кавалер! Нешто не понимаешь, что с девушками ласково обходиться надо, гостинцы принести, и то еще не навряд чего добьешься. Приятный парень, а такой недогадливый! Еще раз попытаешься насильничать – оторву тебе все добро с корнем.