Через пять месяцев, в апреле 1943 года, я все еще служил на «Кеннисоне». Эсминец споро шел на восток и был милях в пятидесяти западнее Сан-Диего. Мы возвращались в порт, проведя через «пояс подлодок» воинский транспорт «Лэрлайн», который шел в Гонолулу.
Поверхность воды была гладкой, как столешница, ее освещали звезды. Предполуночную вахту несли Карлтон Хэнсчел из Сан-Диего и я; мы стояли на мостике, наслаждаясь дивной ночью. Поднеся к глазам бинокль, я медленно повел его вдоль линии горизонта и вдруг увидел белый гребень, поднимаемый форштевнем волны. Впереди по правому борту было какое-то судно. Чуть приподняв бинокль и наведя резкость, я разглядел силуэт сухогруза класса «либерти». Он на всех парах шел встречным курсом на запад.
— Там судно, Хэнсчел, — сообщил я.
Мой напарник поднял бинокль.
— Ага, вижу. Радар его небось миль за двадцать углядел. Надо доложить вахтенному офицеру, а то он нас поедом съест.
Я сообщил на мостик:
— Судно курсом ноль четыре пять, угол цели такой же, дистанция полторы тысячи ярдов.
Я услышал, как матрос на ходовом мостике передает эти сведения вахтенному офицеру, лейтенанту Ричарду Янгу из Беркли (Калифорния), который был прямо под нами, в рубке рулевого.
Вахтенный офицер вышел на правое крыло мостика и подержал дверь, за которой сидел оператор радара.
— Эй, просыпайтесь там! — крикнул он. — У нас по правому борту сухогруз «либерти», а вы молчите, как рыбы.
— Мистер Янг, у нас чистый экран, — раздраженно ответил вахтенный оператор.
Янг вошел в рубку и пробыл там несколько минут.
Мы не стали посылать на сухогруз никаких запросов — ни световых, ни радиосигналов. Командование ВМС предпочитало не окликать дружественные суда за пределами зоны боевых действий. Да и вообще сигналы подавались лишь в случае крайней необходимости, например, при угрозе нападения подводных лодок противника. Но если бы мы потребовали, чтобы встреченный сухогруз передал сведения о себе, из этого могла бы получиться очень занятная история.
Я следил за судном в бинокль и невооруженным глазом, как это делают ночью: смотрел не прямо на сухогруз, а чуть в сторону. Когда мне это наскучило, мы с Хэнсчелом возобновили прерванную беседу, но тут снизу раздался крик вахтенного офицера:
— Брисбейн! Сообщите о судне, а то я его что-то не вижу.
Я направил бинокль на правый конец билса. Ничего. Тогда я оглядел море по правому борту и впереди, и сзади. На это ушла целая минута.
— Я тоже не вижу, сэр, — растерянно доложил я. — Его нет.
А ведь каких-то тридцать секунд назад я видел судно в бинокль — громадное, казавшееся вполне осязаемым.
— Что за чушь? Оно должно быть там, я же видел! Клубов тумана нет, слепых зон тоже. Ни взрывов, ни сигналов SOS. Даже если этот сухогруз изменил курс и уходит на всех парах, мы все равно должны видеть его за много миль.
— Да, сэр.
Я был искренне согласен с ним, но судно-то исчезло!
Вахтенный офицер приказал всем наблюдателям наверху внимательно оглядеть горизонт. Один за другим матросы доложили, что видели только пустое море. Пустое море, пустые экраны радаров. Команда «Кеннисона» дважды встречала корабли, которые исчезали из виду за несколько секунд.
В принципе, этому можно найти разумное объяснение: незамеченная вовремя неисправность радара, миражи, суда, покинутые командой. Но я видел одно из этих судов и слышал другое и утверждаю, что логические объяснения тут не годятся. Уверен, что призрачная флотилия, бороздящая моря, как это делает пресловутый «Летучий Голландец» — это пси-феномен. Вот уже много веков вполне разумные и надежные люди сообщают о встречах с кораблями-призраками. С 1831 по 1865 год, например, мореходы триста раз видели такие призраки и заносили сведения о них в судовые журналы.
Судовой журнал — это юридический документ, имеющий особый статус. Баек и сплетен капитаны в него не записывают. На страницах судового журнала нет ничего, кроме правды — такой, какой ее видит моряк. Считайте, что моя статья — выдержки из судового журнала эсминца «Кеннисон», поблизости от которого действительно появлялись корабли-призраки.
Корабль-призрак
на банке Гудвин
Френк Мадиган
Июнь 1955 года