― Уф! ― с облегчением сказал Флогерг. ― Ни за что на свете не хотел бы я быть на вашем месте, Корлевен. Да простит вас эта кошка.
Входя в склеп, он обошел разбросанные каменные члены чудовища, чтобы не коснуться их ногою.
― Вот Инти, а здесь вот Гака, Уарми, а тут Ики, Гигуа, ― восторгался доктор, освещая лучом факела первые статуи. ― Они все здесь. Ах, какое чудо!
― Из золота! Все из золота! Есть на что купить целый мир! ― воскликнул Флогерг своим трагическим голосом.
Гартог приподнял одну из статуй.
― Приблизительно тридцать пять кило, ― сказал он, ставя ее на место, ― я насчитал восемь рядов в высоту. Сосчитаем теперь количество статуй в ряду. Надо составить инвентарь.
И он вынул из кармана записную книжку. Корлевен отвел меня в сторону:
― Как поступите вы с девушкой? Если Кодр заберет ее, то я думаю, что он набьет из нее чучело для своей коллекции.
― Пожалейте меня, Корлевен, не насмехайтесь!
― А разве я насмехаюсь, черт побери! Ученый, в азарте от своей науки, уже не человек. Он вырезывает нежные и верные глаза у несчастной собаки, чтобы изучить глазное яблоко и пересадить его мартышке, если это окажется нужным. Подумали ли вы о своем положении?
Мой кошмар! Сеть для бабочек, булавка, пробка, дрожащие руки!..
― Пусть попробует! ― мрачно ответил я.
― Разумеется, но что сможем мы предпринять против него? ― сказал Корлевен. ― Помните его слова: «Я не допущу!..», а также и тон, какими он их произнес. Надо понимать этого человека; в конце концов это его доля, которую мы хотим украсть у него.
― Разве вы тоже против меня, капитан?
― Я сказал «мы», Веньямин, и сказал этим достаточно для того, кто хочет понять. Может, я и не сделал бы этого, но женщина ― это ваша ахиллесова пята. Пусть старик собирает черепа, но коллекционировать живые, мыслящие, любящие существа ― это, пожалуй, значит заходить чересчур далеко. Я готов помочь вам, товарищ, но как?
― Дать ей возможность бежать из грота!
― И предоставить ее нежным рукам Корето, которая выпустит из нее кровь ударами хлыста, не так ли? Великолепный план! Не говоря уж о том, что эта прекрасная голубка командировала по вашим и моим следам господина Синдиката, поцелуй толстых губ которого она, по-видимому, согласилась принять в обмен за наши две шкуры. Он бродит теперь в окрестностях Раотагаи, и я уже видел, как об скалу расплющились две пули, предназначенные для моей головы. Этот парень стреляет неважно, что для меня довольно приятно.
― Что же делать тогда?
― Я об этом много думал. Мне кажется, что самим простым было бы сделать вид, что подчиняешься, все время тщательно оберегая ее до самого возвращения или до ближайшей гавани. А потом ― уметь выждать или вызвать благоприятный случай, и тогда действовать. На двух других наших товарищей не приходится слишком рассчитывать до дня раздела сокровища; надейтесь только на себя и на меня...
Как и всегда, его веселый оптимизм и спокойная сила успокоили мою тревогу. Что было бы со мною, если бы у меня не стало этого большого решительного товарища, мягкого и спокойного?
Нам понадобился весь конец дня и вся ночь, чтобы при помощи наших электрических факелов осмотреть все бесчисленные закоулки подземных гротов. В галереях, примыкавших к храму, видны были, насколько хватало света, груды золотых слитков, лежавших бесконечными рядами. В глубине пещер, в самом сердце горы, мы открыли другие неведомые пещеры, заполненные золотом и серебром. Все слитки имели форму усеченной пирамиды и, казалось, были отлиты в одной и той же форме; на верхней пасти их всюду была криптограмма Инти. В склепе только статуи, а в прилегающих галереях ― неисчислимый запас драгоценного металла, из которого (Кодр утверждает это на основании золотых таблиц, надписи на которых он дешифрировал) черпали инки в Перу, династия которых была продолжением переселившейся туда династии угасшей расы, когда два брата близнеца, сыновья божественной расы, в одно и то же время получили одинаковые права на трон Рапа-Нюи. Отсюда происходит золото, которое было уплачено бесплодным выкупом за Атагуальпу, а также и то, которое поддерживало впоследствии восстания последних представителей инков.
Когда глаза наши насытились зрелищем золота, цены которого не умели определить, ― настолько превышало всякие цифры неисчислимое нагромождение этих богатств, ― мы стали держать совет, обсуждая трудную задачу: как увезти все это сокровище?
С самого начала перед нами стали две главные трудности:
Во-первых ― невозможность соединить быстроту нагрузки, необходимую для избежания вмешательства в наши дела Корето, ее народа, а потом и правительства Чили, с тяжелой и медленной работой перенесения на спинах по туннелям до гребня вулкана, а оттуда по тропинкам до гавани тех пятисот или около того тонн, которыми можно нагрузить трюм «Зябкого». Во-вторых ― невозможность воспользоваться рабочими руками черной команды корабля, не раскрывая перед матросами неоценимой тайны сокровища, к которому они смогут вернуться без нас, лишь только окончится первый рейс.
Слегка отдохнув, мы приступили к решению первого вопроса.
Здесь я, как инженер, нашел путь к решению; и вот каким образом:
Четыре главные галереи выходили из склепа, в котором возвышался мавзолей Инти. Самая левая, очень длинная, медленно снижалась к юго-западу и заканчивалась чем-то вроде естественной расщелины, через которую шел воздух; если судить по слабому свету, который вливался вместе со струею свежего воздуха, то за стеною расщелины было свободное пространство. Узость расщелины делала невозможным всякое проникновение в нее, но когда мы разложили в ней огонь, то дым потянул наружу, и крики чаек, испуганных этим дымом в своих гнездах, показали нам, что предположения наши правильны.
Тогда, без устали работая ломом и киркою, мы расширили узкий проход, увеличили устье выхода, пока, наконец, наши отвыкшие от солнца глаза не увидели дневной свет в его отверстии; динамит закончил эту работу, в результатах которой мы уже были уверены, и открыл перед нами широкий проход в скале. Как и можно было надеяться, судя по направлению галереи, проход этот открывался в обрывистой южной скале, приблизительно в ста двадцати метрах над уровнем моря.
Вершина кратера была с этого места неприступна, а загибающийся южный мыс острова позволял поставить на якорь судно в нескольких кабельтовых от берега, причем с острова нельзя было заметить стоящий здесь корабль. Все остальное было уже детской игрой: протянуть между выходом из галереи и кораблем канаты, похожие на те, какие перекидывают с берега на терпящее крушение судно, и спускать на блоках по этим канатам груз, предназначавшийся для корабля. Воздушная переправа тяжелых золотых слитков производилась бы силою их тяжести и вследствие наклона каната, требуя работы человеческих рук только для переноса слитков к устью галереи, а затем укладки их в трюме. План мой был единогласно одобрен.
Гартог и Корлевен совместно разрешили вторую трудность, несомненно еще более острую, и вот что было решено: в нескольких сотнях миль к востоку от острова Пасхи, среди пустынной шири Тихого океана, возвышается островок Сала-и-Гомец. Это просто вулканическая скала, на которой живут только морские птицы и около которой иногда встречаются стада тюленей в брачную пору. Ни одно судно никогда не бросает там якоря, потому что скала эта лишена растительности и воды. Было решено, что островок этот послужит нам местом склада. Это была мысль Корлевена.
Нескромности черных матросов можно было опасаться только после того, когда они попадут в какую-нибудь обитаемую страну.
Чтобы сделать эту нескромность менее опасной, мы решили объявить золотые слитки ― медными, и само неправдоподобие огромного их количества делало нашу сказку правдоподобной.
«Зябкий» должен был на глазах у всех туземцев сделать вид, что уходит в море, и, незаметно вернувшись ночью, стать на якорь в указанной нами бухте.