Повернув ключ в замке, я толкнула дверь и дернула цепочку настенного бра. Тусклый свет плеснул жёлтой краской на узкую кровать, шкаф и стол, обозначил углы и контуры. За окном без занавеси плескался вечерний свет, но словно бы не желал проникать в Кастел, отчего в этом месте всегда царил полумрак. Я расстегнула пуговицы надоевшего мундира, скинула его на стул, сбросила ботинки. С наслаждением распустила волосы. Убранные в косу или пучок пряди – еще один строгий закон академии инквизиторов.
При виде меня Опиум заверещал, и я закатила глаза.
– Иду я, иду! Я помню, что тебя тоже надо кормить. Хотя бы иногда…
Крысеныш сидел на столе, в окружении талмудов и учебников. Оказалось, что мне достался невероятно свободолюбивый питомец. Находиться в клетке крыс отказывался наотрез, а когда я пыталась его там запереть, грыз прутья, верещал и шуршал опилками, не давая мне спать или учиться. Он проделывал это до тех пор, пока я не открывала дверцу клетки и не выпускала Опиума на волю.
Выбравшись из заточения, крысеныш шел обследовать комнату, а может, устремлялся и за ее пределы, потому что несколько раз я не находила его в своих покоях. Когда это случилось впервые, я лишь обрадовалась, решив, что гадкий питомец исчез. Но утром Опиум обнаружился в моем шерстяном носке, забытом в углу. Свернувшись внутри, малыш сладко спал. На его шкурке блестели крупинки сахара и хлебные крошки, которые он неизвестно где раздобыл.
С тех пор мой носок стал его любимым убежищем, а клетку я запирать перестала, поняв, что это бесполезно. Ночами Опиум отправлялся гулять по Кастелу, но каждое утро возвращался в носок отсыпаться. И я махнула рукой на похождения свободолюбивого крыса. Меня это даже устраивало, потому что порой я забывала, что звереныша надо кормить. Опиум тоже понял, что ему досталась нерадивая хозяйка, и решил самостоятельно озадачиться своим пропитанием и времяпровождением.
Можно сказать, что мы достигли согласия.
Приоткрыв окно, я глянула вниз. Кирпичные стены тянулись между башнями и подступали к замку. Моя комната располагалась в северной башне, из окна я видела южную и западную, восточную скрывал шпиль замка, под которым блестел циферблат часов.
Очертания самого замка тонули в подступающих сумерках, холодный ветер трепал полотна на флагштоках. Три короны – символы трех столиц империи – и рядом развевающееся знамя инквизиции. Я с досадой поморщилась, отворачиваясь. И снова посмотрела в сторону южной башни. Весеннее тепло заставило многих адептов приоткрыть окна, впуская в духоту комнат свежий воздух.
Опиум за спиной снова заверещал, требуя угощение.
– Да иду я!
Зверёк встал на задние лапки и застыл, не сводя с меня напряжённых блестящих глаз. Длинный хвост изогнулся вопросительным знаком.
Я насыпала в миску овса и проса, сунула лист салата. Усы Опиума задергались.
– Вот еда, видишь? Я не забыла. Но не надейся, что ты мне нравишься, – буркнула я, когда крысеныш уморительно сложил на животе лапки. – Ты по-прежнему жуткая неприятность, от которой я мечтаю избавиться!
Белые усы повисли, словно зверек изобразил недовольство. Я фыркнула и поставила миску на пол.
– Ну? – спросила, когда Опиум не двинулся с места. – Почему не ешь? Думаешь, я буду тебя уговаривать?
Крыс повел мордочкой и заверещал, игнорируя угощение.
– Да что с тобой? Яблок нет, не жди и ешь, что дают! Тоже мне, привереда! – возмутилась я. Крысеныш снова встал на задние лапки, и я, не выдержав, вытащила припасенное яблоко, отрезала кусочек и сунула зверю. Опиум заворчал и принялся есть. Я закатила глаза.
– Нельзя лопать только яблоки! Завтра не дам, даже не надейся.
Крысеныш насмешливо фыркнул, и я отвернулась, не желая признавать, что проиграла сражение с крысой. Снова.
Вернувшись к распахнутому окну, залезла на подоконник. Подо мной была пропасть и каменные плиты, в стыках которых даже трава не росла. Я свесила ноги вниз, раскачиваясь на краю. Вытянула руку, сложив ладонь лодочкой.
На миг я представила, как в ней сгущается часть чужого Духа, складываясь лепестками в цветок лотоса.
Сжала кулак.
Нет. Больше никогда.
Я закрыла глаза, позволив себе вспомнить. Темные как ночь глаза и мягкую заботу человека, меньше всего подходящего на эту роль. Если бы я могла просто поговорить с ним… Просто посидеть рядом. Просто увидеться.