– Капитан, – говорил какой-то голос, – эти итальянцы страшные трусы.
– Я это знаю, – ответил Гонтран, – начиная с их бывшего капитана Джузеппе.
– Они отважно направляют из засады свои карабины в робкого почтаря, но если им оказывают сопротивление, то они обращаются в бегство. Так и теперь: не будь меня, этих трех дураков немцев и двух французов, которых мы захватили из Парижа, англичане убежали бы от нас.
– Как это? – спросил Гонтран. Леона слушала с беспокойством.
– Англичан было трое, трое храбрых джентльменов, которые со своими двумя лакеями защищались отчаянно. Они убили у нас троих людей, а Джакомо, который привел к нам подкрепление, был ранен в плечо. Теперь он нам бесполезен, а это очень жаль, так как он был самый отважный и энергичный из итальянцев.
– В таком случае этот человек умер для нас, – холодно сказал Гонтран, – и самое лучшее – развязаться с ним: с какой стати кормить лишний рот?
Леона вздрогнула, услышав эти слова. Эта женщина, любившая убийцу, затрепетала при словах Гонтрана. «Это чудовище!» – подумала она.
– Продолжай свой рассказ, – гневно сказал маркиз, – что произошло дальше?
– Я уже сказал вам, капитан, – продолжал тот же голос, – что англичане защищались отчаянно, и не будь у нас наших карабинов, которые стреляют вернее пистолетов, и не помоги нам Джакомо, нам не одолеть бы их.
– Ну, – перебил Гонтран, – они умерли?
– Все трое.
– А оба лакея?
– Точно так же, капитан.
– Сколько денег нашли вы в карете?
– Черт возьми! Мы не успели сосчитать: мы нашли портфель, набитый банковыми билетами, и кошелек с золотом; вот они.
Леона слышала, как золотые монеты звякнули об стол. Затем кто-то спокойно начал пересчитывать их.
– Ну, – прошептала она, – благородный маркиз де Ласи сделался, действительно, грабителем на большой дороге.
Новые шаги раздались в зале; они были тяжелы, как у людей, несших что-то. Затем послышались стоны, и Леона узнала голос Джакомо.
– Ну что, старина, – спросил Гонтран, – с тобою случилось несчастье?
– Ах, капитан, – прошептал итальянец, – я погибший человек. Мне кажется, что я умираю.
– А где доктор? – спросил Гонтран.
– Я здесь, капитан, – ответил кто-то по-французски.
– Осмотри-ка этого человека.
Наступило молчание. Затем тот же голос пробормотал:
– Погиб!
– Он умрет? – спросил Гонтран.
– Нет, но лишится руки. Ее придется отнять.
– Гм! – заметил Гонтран. – Человек без руки, все равно что тело без души.
Леона вся дрожала. Она услыхала, как заряжают пистолет.
Джакомо вскрикнул… раздался выстрел… затем наступило молчание… Леона без чувств упала на пол.
VIII
Когда Леона открыла глаза, в соседней комнате царило молчание.
Ни шума, ни звука голоса не долетало оттуда. Она посмотрела на свечи, стоявшие на камине ее спальни; они уже сгорели на три четверти, так что не было сомнения, что обморок ее продолжался несколько часов. Голова Леоны была тяжела, дыхание затруднено, во всем теле она чувствовала недомогание. Все происшедшее снова пришло ей на память.
От равнодушия до ненависти и от ненависти до любви один шаг. Леона поняла, что она любит своего мучителя, любит страстно, насколько способна ее натура. Позор ее поражения казался ей заслуженной карой; она чувствовала, что сердце ее трепещет от никогда не испытанного ею раньше упоения, которое внушил ей этот человек, обратившийся в тигра. Если бы Гонтран пришел в этот момент убить ее, то она приняла бы смерть, стоя на коленях и с улыбкой. Но Гонтран не приходил. В комнату вошел незнакомый ей человек, принесший завтрак пленнице.
– Где Джакомо? – спросила она, все еще надеясь, что перед нею разыграли комедию.
Это были последние усилия, которые она употребляла, чтобы освободиться от той любви, которая начинала захватывать ее.
– Он умер, – ответил разбойник. – Капитан, убедившись, что он не поправится, убил его.
Леона выразила желание увидеться с Гонтраном, но его не было в замке.
Бандит, оставленный для ее услуг, удалился. Прошел день, Гонтран не возвращался. Леона страстно хотела видеть его. Вечером тот же разбойник принес ужин и, покачав отрицательно головой на все вопросы, предложенные Леоной, ушел. Леона страдала. Она хотела видеть Гонтрана, говорить с ним, слушать его, стать на колени передним, как раба пред своим повелителем. Но надежды ее были тщетны. Гонтран не приходил.
В течение ночи она несколько раз слышала шум в соседней комнате, но ее внимательное ухо не различало голоса, который заставлял ее сердце лихорадочно биться. Тогда она, горя нетерпением, принялась писать ему.