Жму вашу руку.
Шевалье внимательно прочел письмо, и улыбка промелькнула у него на губах.
– Пока нам еще не нужна Леона, – пробормотал он, – но она понадобится. Теперь поборемся, прекрасная Маргарита!
Если бы мадемуазель де Пон могла видеть своего кузена в то время, когда он сказал это, она пришла бы в ужас.
XXVII
Как мы видели из писем, де Ласи встретил самый любезный прием со стороны барона в Порте. Шевалье ничего не говорил с ним о своих планах, и Гонтран на свободе любил и любовался прекрасной Маргаритой де Пон. Но раз вечером д'Асти взял маркиза де Ласи под руку и сказал ему:
– Пойдемте в вашу комнату и выкурим по сигаре, мне нужно поговорить с вами.
В этом приглашении звучало приказание – приказание от лица общества, в котором полковник был головою, душою же – шевалье, а Гонтран только орудием; поняв это, он повиновался беспрекословно.
– Дорогой друг, – сказал шевалье, – вы ведете ваши дела хорошо… даже превосходно…
– Что вы хотите этим сказать?
– Я наблюдаю за вами вот уже несколько дней и в восторге от вас…
И шевалье коварно улыбнулся.
– Объяснитесь… – пробормотал Гонтран.
– Это не трудно. Вы любите мою кузину. Гонтран покраснел, как школьник.
– Я не вижу в этом ничего предосудительного, – продолжал шевалье, – тем более, что вы приехали из Парижа именно только для этого, но я хочу обратить ваше внимание на то, что, кто желает достичь цели, не должен пренебрегать средствами.
– Что означают ваши слова?
– О! Друг мой, – сказал шевалье, – вы меня скоро поймете. Самый лучший способ увлечь женщину – это не выказывать своего чувства и как можно меньше обращать на нее внимания.
Гонтран смутился.
– Если вы, полюбив женщину, – продолжал шевалье, – будете становиться перед нею на колени и окружать ее заботами, то добьетесь только равнодушия с ее стороны, а подчас даже презрения.
– Я не состою в числе поклонников мадемуазель де Пон, – сказал Гонтран.
– Положим, это правда, но ваши глаза говорят красноречивее всяких слов. Вы вздыхаете, когда она берет вас под руку, и краснеете от каждого ее взгляда. Ясно, что вы серьезно влюблены.
Гонтран молчал.
– Во всяком случае, друг мой, – продолжал шевалье, – любите, сколько угодно, мою кузину, но если она вас не полюбит, то сделается скоро маркизой де Монгори, это ясно, как день.
– Что же я должен делать, чтобы она полюбила меня?
– Делайте противоположное тому, как вы поступали до сих пор… Если вы хотите, чтобы Маргарита полюбила вас, притворитесь, что не любите ее; охотьтесь с утра до вечера, поменьше разговаривайте, ложитесь пораньше спать, не аккомпанируйте ей на пианино, если она будет вас об этом просить, с самым простодушным видом хвалите ее старого жениха, и через неделю она влюбится в вас.
– И тогда? – спросил Гонтран.
– Тогда, – сказал шевалье, – меня не удивит, если она отдаст вам свою руку.
– В самом деле? – удивился де Ласи.
– Но если отдаст она, то отец ее откажет вам.
– Почему же, если она меня полюбит?
– Неужели вы воображаете, что такой человек, как мой дядя, понимает, что означает любовь? Он дал слово маркизу и сдержит его.
– Тогда, – перебил Гонтран, – для чего же добиваться любви.
– О, вы замечательно наивны! Де Пон, мой дядя, будет настаивать на том, чтобы сдержать слово, но если его дочь убежит со своим возлюбленным…
– В таком случае, – перебил Гонтран, – я должен буду жениться на ней.
– Ничуть не бывало.
– Ах, шевалье… вы забываете, что дело идет о вашей родственнице.
– Друг мой, – возразил шевалье с замечательным хладнокровием, – я знаю, как обязан поступить относительно моей семьи в подобном случае. Если моя кузина, мадемуазель де Пон, позволит увезти себя, то я буду преследовать похитителя.
– Вы шутите?
– Нет. Догнав похитителя, я отниму от него мою кузину.
– И что же тогда? – спросил удивленный Гонтран.
– Чтобы восстановить честь нашего дома, я женюсь на ней; она принесет мне в приданое пятьдесят тысяч ливров годового дохода, и мой дядя сочтет за счастие иметь меня своим зятем.
Шевалье повернулся на каблуках и вышел, оставив совершенно ошеломленного Гонтрана.
С этого дня де Ласи решил заглушить в себе чувство любви и, забыв советы шевалье, вообразил, что его холодность положила пропасть между ним и мадемуазель де Пон. Честная и прямая натура Гонтрана возмущалась при мысли о той роли, какую ему навязывали в этом доме, где он был принят как гость.