Эммануэль поник головой, как человек, решившийся повиноваться.
Мы видим теперь, что общество решило бороться против последней воли барона Мор-Дье и что его вдова, оплакивавшая своего старика супруга, даже и не предчувствовала той бури, которая собиралась над ее головою и грозила нанести удар ее сердцу и жизни человека, которого она взяла под свое покровительство.
II
«Полковник Леон капитану Гектору Лемблену.
Дорогой капитан!
В ожидании, пока кончится срок траура госпожи баронессы Марты де Флар-Рювиньи, вот каких услуг ожидает от вас наше общество. В Африке, в отряде стрелков, есть офицер, с которым нам надо свести кое-какие счеты. Имеющий уши да слышит! Вы уже бывали в Алжире, а барона де Рювиньи, который мог бы уличить вас в дезертирстве, уже нет там. Прощайте.
Полковник Леон.
P. S. Лейтенант де Верн, о котором идет речь, один из лучших стрелков в армии».
III
Месяц спустя после отправки вышеприведенного письма офицер, лицо которого покрылось загаром от жгучих лучей африканского солнца, явился один, вооруженный простым ятаганом, в форт Константину, недавно занятый французской армией, на стенах которого развевалось трехцветное французское знамя. Военный мундир его обратился в лохмотья, а голову его прикрывала красная шерстяная чалма; должно быть, он шел босой в течение нескольких дней, потому что ноги его были все в крови и в ранах. Болезненное выражение лица, тусклый лихорадочный взор, отросшая нечесаная борода изменили до неузнаваемости этого офицера, бывшего четыре месяца назад одним из самых блестящих в полку.
Он направился к зданию, обращенному в казармы, где расположились африканские стрелки, и спросил одного из часовых:
– Узнаешь ты меня?
– Нет… нет, господин офицер, – ответил солдат, догадавшийся по лохмотьям мундира о чине вопрошавшего.
– Я капитан Лемблен, – ответил тот.
– Капитан Лемблен! – вскричал удивленный солдат.
– Я.
– Не может быть!
– Почему?
– Потому что он умер.
– И воскрес, – сказал офицер, входя во двор импровизированной казармы.
Несколько офицеров в это время обучали на дворе солдат. Капитан подошел к ним и обратился с тем же вопросом, как и к часовому. Наконец все признали его. Внезапное исчезновение капитана некогда произвело большой шум. Но теперь, увидев Гектора Лемблена в лохмотьях, истощенного долгим рабством, все отказались от своего убеждения в том, что он дезертировал, и признали его пленником, которому для того, чтобы бежать, пришлось употребить огромную энергию, хладнокровие и ловкость. Капитан рассказал заранее сочиненную историю, которой все поверили. Только один из офицеров, лейтенант, посмотрел на капитана и сказал:
– Знаете ли, на свете есть человек, настолько похожий на вас, что его можно принять за вас!
– Вы шутите, де Верн! – воскликнул Гектор Лемблен, смущенный пристальным, холодным взглядом лейтенанта.
– Это вовсе не шутка.
– Однако?
– Я повторяю: на свете есть человек, настолько похожий на вас, что я принял его за вас.
– И вы его видели сами?
– Да, видел.
– Неужели?
– Я встретил его раз вечером.
– Где? – спросил капитан.
– В Париже, два месяца назад, на улице Вивьен, накануне моего отъезда; я был в отпуске всего на несколько дней.
– Это странно! – пробормотал капитан, вернувшийся в Африку единственно с целью затеять ссору с лейтенантом де Верном и увидевший в его словах превосходный предлог к ссоре, тем более, что он не мог набросить на него тени подозрения.
– И это тем более странно, – продолжал де Верн, – что и теперь я также нахожу сходство между вами и тем человеком, которого я видел в Париже.
– Но ведь вы могли заговорить с ним…
– Он имел осторожность убежать от меня.
– Сударь… – остановил лейтенанта капитан.
– Если это были не вы, то к чему же сердиться?
– Вы правы, но…
– А! – грубо вскричал лейтенант, – тут есть «но»…
– Именно.
– Отлично! Посмотрим…
– Сударь, – спокойно заметил капитан, – возможно, что существует человек, похожий на меня; возможно также, что вы встретили его, но вы позволите сомневаться в этом мне?
– Вы оскорбляете меня!
– Во всяком случае позвольте мне думать, что вы стараетесь набросить на меня тень подозрения, рассказывая эту историю в ту именно минуту, когда я только что сообщил своим товарищам по оружию о своем плене у арабов.
– Сударь, – холодно перебил его де Верн, – мы должны встретиться еще раз.
– Я рассчитываю на это.
– Завтра утром, на рассвете, на городском валу.