Храпели кони, косясь на бездонные пропасти, уходящие, кажется прямо в царство мертвых. Скользили по ледникам серебряные подковы, щурились на ослепительное солнце волкодлаки, смотрящие даже на такое его яркое пламя не мигая.
– Разгулялось Ярило, – Прикрыл глаза капюшоном Микулица.
– На снег не смотрите, глаза ослепнут, – Мари надвинула на глаза тонкую тканевую повязку черного цвета, – Немного осталось, через гребень перейдем и дальше вниз.
Последний порыв ледяного ветра в лицо и кони заскользили вниз по языку плотного снега. С каждым часом становилось теплее и теплее. Под копытами уже не скрипел фирн, и не хрустела корка льда. Осторожно выбирая, куда сделать следующий шаг умные животные каким-то своим чутьем нашли горную тропу среди валунов и теперь, мягко покачивая всадников, выносили их в широкую долину реки, несущей воды к сказочному озеру.
В маркграфстве они задержались не надолго. Перековали коней, удивив местных кузнецов серебряными подковами с шипами, что бы на льду не скользить, да кое-какую упряжь починили. Взяли припасов на дорогу, почистились, умылись. Мари пошушукалась с Беренгарием и, выспавшись вволю два дня, на утро третьего вся ватага направилась в сторону вольного Имперского города Берна протянувшего свои кривые улочки вдоль речки Аре или как тянут местные бургуне и алемане Ааре.
Теперь перевалив через Альпы, они так и скакали вдоль реки, почти от самых ее верховьев. Скоро пред ними расстилалась широкая долина, поросшая густым лесом. Начинались лесные кантоны – воинские уделы, в которых располагались в прошлом военные лагеря расквартированной в западной Ойкумене Орды. Вообще этот кусочек земли со всех сторон окруженный неприступными горами, как естественной крепостной стеной, с узкими проходами перевалов и ущелий, издревле был основным военным лагерем и военным училищем рекрутов, для западного крыла Орды. Подчинялся он Острийским воеводам и словенским князьям, сидящим в ближних Виндебоже, Светлее и Ракоусе.
Берн же вырос недавно и был уже городом имперским, доглядом и за воинской вольницей и за местными князьями. Потому он большой любви к себе не вызывал, и если бы не то, что в нем правителями были потомки старинных медвежьих родов, то стены бы его спасли мало. Но сидели в нем витязи из Артуров и имя-то ему дали Медведь, в память рода своего. Даже на знамени, что развивалось над главной башней носящей название «Башня с часами» символ города стоял на задних лапах. Мишки бегали и по циферблату часов, и жили в специальном месте на берегу Ааре называемом «Медвежья яма».
Теперь все кантоны (воинские земли): и лесные и горные должны были подчиняться Берну, но острийские бароны не спешили снимать свою опеку над воинским людом. Поэтому и спешила сюда Мари.
Леса здесь действительно были густые и чем-то напоминали Залесские дубравы. Правда, по боле было грабов, бука, да еще сосен по менее, а так, прямо Брынские леса, да и только. В прохладе зеленого коридора немного клонило ко сну, но Угрюмы, волчьим своим чутьем опасность почуяли задолго, и подвинули колчаны под руку, отцепив ремешки на ножнах мечей. Мари положила лук на луку седла, опустила планку на шлеме. Микулица намотал ремень плети на руку. Жанна смотрела на них вовсе глаза, не зная, что делать. И все-таки она первая почувствовала приближение смерти. Она ее чувствовала всей собой.
– Эх, – Выдохнула она и вскинула щит. Стрела гулко ударила в металл.
– Bay! – Взвыли Угрюмы и бросились в чащу.
– Стой! – Раздался крик Мари, – А ну все выходи!
Из леса, действительно повинуясь ее воле, вышли несколько человек в зеленой одежде во главе со статным предводителем.
– Тю, – Свистнул старший Угрюм, – Стрелки Артемиды. Вам что повылазило, в кого метите?
– Поблажило, – Виновато сказал старший, – Не изволь гневаться Хозяйка. Милости просим к нашему шалашу.
– Веди, – Мари направила коня прямо на него.
Он повел их в чащу и скоро вывел на поляну, где стояли шалаши, и на костре жарилась туша оленя. Всадники спешились, бросив поводья на коновязь, и, разминая затекшие ноги, пошли к костру. Хозяева споро расстелили белое полотно, набросали травы, сделав тюфяки, и накрыли непритязательную охотничью трапезу.
– И что вы тут вшиваетесь? – Сварливо спросила Мари, – Ты вот кто? – Она ткнула рукоятью шелкового арапника в широкую загорелую грудь, под зеленым кафтаном, судя по всему старшего этой ватаги.
– Я старший лучник Телль. Вильгельм Телль.
– Чего ж тебя «земным червем» назвали, обидели.