Увидев Офелию вместе с Беренильдой, тетушка Розелина скрыла облегчение за недовольной гримасой.
– Тебе придется объяснить свое поведение, – прошипела она. – Ну как я могу опекать девицу, которая то и дело сбегает от меня?!
Теперь Офелия разглядела игровое поле во всех подробностях. Это был лабиринт, состоявший из пронумерованных плит. На некоторых из них сидели живые гуси, привязанные к колышкам. Тут же, на извилистой дорожке, стояли двое слуг, словно в ожидании приказов.
Офелия посмотрела туда, куда были устремлены в этот момент все взгляды, – на эстраду рядом с лабиринтом. Там, за красивым столиком, белым, как и сама эстрада, сидел игрок. Он что-то сжимал в кулаке и с явным удовольствием медлил, испытывая терпение публики. Офелия узнала его по дырявому цилиндру и наглой усмешке до ушей. Это был Арчибальд, посол Полюса, доверенное лицо Фарука.
Наконец он разжал кулак, и в мертвой тишине зала раздался дробный стук игральных костей.
– Семь! – объявил церемониймейстер.
Тотчас один из слуг передвинулся на семь плит вперед и, к ужасу Офелии, рухнул в открывшийся люк.
– Нашему послу ужасно не везет в игре, – иронически бросил кто-то за спиной Офелии. – Это его третья партия, а ему почему-то все время выпадает люк.
Присутствие Арчибальда отчасти успокоило Офелию. Конечно, у него были свои недостатки, но он явился сюда, что свидетельствовало о его благосклонном отношении к ней, а главное – он принадлежал к клану Паутины. Почти все придворные, за небольшим исключением, были Миражами, и атмосферу зала пронизывала такая враждебность, что впору задохнуться. «Если все они так же коварны, как шевалье, – подумала Офелия, – то мне предстоят поистине веселые деньки».
Но тут придворные впились глазами в другого игрока, сидевшего на эстраде, и девушка посмотрела туда же. Сначала, из-за своей вуалетки, она приняла увиденное за скопище бриллиантов. Но, присмотревшись, поняла, что они украшают многочисленных фавориток, окружавших Фарука: одна расчесывала его длинные белоснежные волосы, другая прильнула к груди, третья примостилась у ног… Фарук сидел, облокотившись на столик, слишком низкий для его роста. Казалось, ему безразличны и ласковые прикосновения дам, и партия, которую он разыгрывал. Во всяком случае, Офелия сделала такой вывод, увидев, как он зевает во весь рот, бросая кости. Со своего места она не могла как следует разглядеть его лицо.
– Пять! – звучно пропел церемониймейстер под громкие аплодисменты присутствующих.
Второй слуга тотчас начал перепрыгивать с клетки на клетку. Всякий раз, как он приземлялся на плиту, занятую гусем, тот яростно шипел и пытался ущипнуть его за ногу, но лакей успевал прыгнуть дальше, пока не достиг последней клетки в центре лабиринта. Придворные приветствовали его радостными криками, точно олимпийского чемпиона. Фарук выиграл партию. Что же до Офелии, то она сочла эту забаву неприличной. И надеялась, что кто-нибудь поскорее займется первым лакеем, вытащив беднягу из люка.
Какой-то человечек в белом костюме воспользовался концом игры, чтобы поднести Фаруку нечто похожее на письменный прибор. Затем с широкой улыбкой он стал что-то нашептывать правителю на ухо. Изумленная Офелия увидела, как Фарук небрежно приложил печать к поданному документу, даже не заглянув в него.
– Берите пример с графа Бориса, – шепнула ей Беренильда. – Он дождался удобного момента, чтобы получить еще одно поместье. Приготовьтесь, сейчас наш выход.
Но Офелия ее не слушала: она во все глаза смотрела на другого человека там же, на эстраде. Он стоял неподвижно и был бы совсем незаметен в своем темном костюме, если бы внезапно не щелкнул крышкой карманных часов. При виде его Офелию охватил жар, от которого у нее даже уши запылали.
Торн.
Его черный мундир с высоким жестким воротом и тяжелыми золотыми эполетами был явно неуместен в душной жаре помещения – конечно, тоже иллюзорной, но вполне ощутимой. А застывшая, несгибаемая, как само правосудие, фигура и молчание призрака противоречили блестящей, беззаботной атмосфере Двора.