Она схватила с тумбочки Демоноубийцу и натянула на себя одеяло, как плотный плащ, закрыв все, кроме лица. Защитившись таким образом, она прошептала:
— Входите.
Дверь приоткрылась на несколько сантиметров, сопровождаемая звяканьем посуды и приглушенным ругательством. Затем в комнату ввалился Натаниэль, придерживая дверь краем подноса с завтраком.
Она с трепетом наблюдала за ним. В последний раз, когда он пытался приготовить завтрак, он едва не изгнал кухню в пустоту. Первобытный осадок, который Сайлас соскребал со сковороды, издавая слабый крик по пути к мусорному ведру, неделями снился ей в кошмарах. Она с недоверием посмотрела на серебристый купол подноса и вспомнила о перевернутом мусорном ведре Мёрси, которое все еще агрессивно грохотало по первому этажу.
— Под ним нет ничего живого, — бодро заверил ее Натаниэль, протискиваясь внутрь. — По крайней мере, в последний раз, когда я проверял. — Он поставил поднос у изножья ее кровати и трусливо отступил на табурет перед ее туалетным столиком, удобно расположенным рядом с дверью. — Наслаждайся завтраком, моя дорогая. Я приготовил все сама, без всякой колдовской помощи.
Элизабет вздрогнула. Держа Демоноубийцу наготове в одной руке, она осторожно приподняла купол другой.
И уставилась. Перед ее глазами лежали груды тостов с ежевичным конфитюром, разложенные рядом с жирными колбасками со специями, еще потрескивающими на сковороде. Миска клубники сверкала красным под снежной кучей густо взбитых сливок. Яичница была пушистой, как облако, и украшена россыпью зеленого шнитт-лука и веточкой петрушки.
У Натаниэля от этого запаха разинулся рот, и она с недоверием посмотрела на него.
— Это ты приготовил? Не Сайлас?
— Он дал мне инструкции, но, подозреваю, это только усложнило задачу. Для человека, который никогда не пробовал человеческой еды, у него очень сильное мнение о том, как правильно нарезать шнитт-лук.
Она осторожно приподняла один из ломтиков тоста, чтобы заглянуть под него. Не обнаружив ничего подозрительного, она осторожно откусила кусочек яйца, поднапряглась и стала жевать. Ее глаза расширились от удивления.
Не успела она подобрать слова, как поместье ответило за нее: шторы распахнулись, заливая комнату светом, сверкающим на хрустальной вазе на подносе, в которой, как она впервые заметила, стояла одна-единственная красная роза.
Она попробовала кусочек колбасы и съела половину тоста, прежде чем остановилась, чтобы взглянуть на Натаниэля, который сидел, подперев подбородок руками, и с нежностью смотрел в глаза. Неужели он наблюдал за тем, как она ест? Она заколебалась, разглядывая его необычную бледность. Казалось, он не спал всю ночь.
Внезапно почувствовав неуверенность, она наклонилась вперед, чтобы получше рассмотреть окно. Циклон не исчез, но его обломки стали заметно меньше, чем раньше, и на них падали яркие лучи солнца.
— Кажется, это работает, — сказала она.
На лице Натаниэля мелькнула тень, которая появилась и исчезла так быстро, что Элизабет была уверена, что ей это показалось.
— Или завтрак в постель входит в список разрешенных Тетей Клотильдой мероприятий для благовоспитанных женихов. Надеюсь, она не ждет, что я сделаю это снова, потому что я не уверен, что мне когда-нибудь разрешат вернуться на кухню. Кстати, не спускайся вниз некоторое время.
Прежде чем Элизабет успела обдумать этот загадочный совет, Мёрси с настороженным выражением лица просунула голову внутрь.
— Кто-нибудь знает, что рядом со столовой есть бальный зал?
— Так вот куда он подевалось. Я уже начал подумывать, не собрался ли он и не ушел ли в дом другого колдуна. Такое иногда случается, — объяснил он. — Бальные залы не требуют особого ухода.
Мёрси с сомнением посмотрела на него. Элизабет, в свою очередь, была просто благодарна за доказательство того, что события прошлой ночи не были для нее галлюцинацией. Воспоминания о том, как Сайлас учил ее танцевать, казались хрупкими, нереальными, словно сотканными из лунного света и нитей. В последний раз она видела его сидящим в кресле рядом с кроватью, когда засыпала, но на подушке не было заметно его веса.
— Что это у тебя в волосах? — спросила она Мёрси, заметив темную липкую субстанцию, покрывающую пряди, выбившиеся из пучка другой девушки.
— Тебе лучше не знать, — мрачно ответила Мёрси и ушла.
Она узнала об этом после завтрака, когда проигнорировала все более изобретательные попытки Натаниэля заманить ее в солнечную комнату наверху. Весь первый этаж поместья был залит липким темно-фиолетовым налетом, который, словно мокрая смола, стекал по плинтусам и лестницам, наполняя воздух характерным сладковатым ароматом. Она наклонилась, чтобы ткнуть пальцем в эту субстанцию, а затем попробовала ее на вкус. Как она и предполагала: ежевичный конфитюр.
— Колдовство почти не помогло, — заметила она.
— Если честно, мы уже закончились, и я не могла пойти на рынок за новой банкой. Не волнуйтесь, через несколько часов чары ослабнут.
Элизабет не волновалась. Она снова погрузила палец в воду и съела еще немного.
***
Остаток утра она провела в раздумьях, расхаживая по залам поместья с прижатыми костяшками пальцев ко рту и распущенными волосами, свисающими локоном вокруг лица. К обеду Натаниэль попросил выполнить еще одно невыполнимое задание.
Надеясь, что смена обстановки вдохновит ее, она поднялась по одной из крошечных потайных лестниц, ведущих в помещения для слуг. Выйдя наверх и пригнувшись, чтобы не удариться головой, она оказалась в месте, совершенно не похожем на остальную часть поместья. Солнечный свет лился сквозь окна в ржавых рамах, вделанные в наклонный потолок, освещая истертые половицы и отслаивающуюся побеленную штукатурку; единственным признаком былого жилья служили табурет, ведро и несколько брошенных тряпок. По стенам мелькали тени, словно отбрасываемые пролетающей стаей птиц. Выглянув наружу, она еще больше, чем раньше, убедилась, что вихрь, окружавший дом, уменьшился; многие из самых крупных кусков каменной кладки, казалось, вновь прикрепились к крыше.
Исследуя пол, она обнаружила несколько маленьких заброшенных комнат, в которых не было кроватей, а старые матрасы были прислонены к стенам. В одной из них она обнаружила гнездо украденных сокровищ, сваленных в дальнем углу: пыльная бижутерия, серебряная вилка и старый носок, в котором она узнала один из носков Натаниэля, пропавший в ноябре прошлого года. Скорее всего, их припрятал Том XI, когда жил здесь в качестве дикаря.
Она уже повернулась, чтобы спуститься вниз, как вдруг заметила комнату, которая, похоже, все еще использовалась. Сквозь приоткрытую дверь она увидела шкаф и узкую, аккуратно застеленную кровать. Любопытствуя, она шагнула вперед и кончиками пальцев пошире распахнула дверь.
Сердце ее забилось с необычным трепетом. Она и раньше задавалась вопросом, есть ли у Сайласа комната в поместье — место, где он хранит свою одежду, если не спит. Теперь она получила ответ. Ее глаза блуждали по фарфоровому умывальнику на тумбочке и по вещам, разложенным на шкафу с тщательной аккуратностью: пара перчаток, сложенный носовой платок, одна из лент, которыми он повязывал волосы. Видеть эти обыденные предметы отдельно от Сайласа, свидетельство того, что, несмотря на свое бессмертие, он встает, моется и одевается, как все остальные, было почти неправильно. Даже увидев его почти обнаженным в круге призыва, было как-то нереально представить, что он когда-нибудь снимал свою форму.
А еще были рисунки. У окна стоял мольберт, заваленный листами бумаги, на карнизе под ним лежали палочки угля. Еще больше бумаг прислонено к стене и сложено в стопки. В этой обстановке было что-то неопределенно старомодное, словно позаимствованное из мастерской художника семнадцатого века.
Она стояла, завороженная черно-белыми зарисовками соборов и парков Брассбриджа, людей, сидящих в одиночестве, держащихся за руки, пьющих чай, и все они состояли не только из света и тени — каким-то образом Сайлас запечатлел их души. Они были прекрасны и глубоко одиноки, хотя она не могла точно сказать, почему. Возможно, потому, что многие из объектов были веками, не только люди, но и сам город: она узнавала знакомые улицы, измененные временем, знакомые здания, стоящие рядом с другими, давно разрушенными. Лица тоже, она была уверена, принадлежали реальным людям — возможно, он знал их…