Ее взгляд остановился на нарисованном углем портрете Натаниэля. Сайлас запечатлел его улыбающимся, смотрящим в одну сторону, с прядью волос, спадающей на лоб. Намек на какие-то темные, печальные эмоции ожесточил края его смеющихся глаз, придав ему вид человека, пытающегося улыбнуться сквозь боль от раны. Это было так правдоподобно, что у нее перехватило дыхание. Другие портреты выглядывали из-за бесчисленных городских пейзажей, изображая Натаниэля в разном возрасте и в разных позах: примеряющего пальто, сосредоточенно сидящего за письменным столом, застигнутого в редкий момент мирной дремы.
Но на полузаконченном портрете на мольберте был изображен не он. Это была она. Не успев остановиться, она сделала шаг внутрь.
Это было не то же самое, что смотреться в зеркало, а нечто большее. Сайлас нарисовал ее с кляксами туши, выделяющимися на неулыбчивых чертах, со спутанными волосами, обвивающими лицо. Ее глаза светились надеждой, мужеством и решимостью — взгляд святой мстительницы, сияющий целеустремленностью. Зрителю казалось, что ее выражение лица обещает либо спасение, либо осуждение. Возможно, для кого-то и то, и другое сразу.
Элизабет замерла, пораженная этим образом.
Неужели я так выгляжу? Неужели он так меня воспринимает?
Она наполовину ожидала, что шепчущий голос Сайласа ответит ей, но, когда она оглянулась через плечо, коридор был пуст.
Она задрожала. Желание проникнуть вглубь комнаты, увидеть другие его рисунки и секреты, которые они могут хранить, сжигало ее, как жажда. Наконец она отстранилась и осторожно вернула дверь на прежнее место. Если бы Сайлас хотел, чтобы она увидела это, он бы показал ей. Возможно, однажды он это сделает.
Спустившись обратно по лестнице, она почувствовала себя странно, но портрет натолкнул ее на мысль. Она еще раз посетила чердак. Затем отправилась в комнату монументов и стала рыться в старых ящиках, читая списки купленных ковров, проданного антиквариата и заказанных портретов под мирное шуршание довольных гримуаров. Наконец она нашла то, что искала.
Помещенный на хранение, проклятие считалось неснимаемым…
Она выполнила задание за обедом. После этого поведение Натаниэля стало весьма загадочным. Как только ежевичный конфитюр исчез (Мёрси призналась Элизабет, что Сайлас провел все утро в кошачьем облике, не желая покидать свое место на кухонном шкафу), он заставил Элизабет остаться в кабинете, пока он готовит. Чтобы скоротать время, она достала с полок гримуар. Когда она впервые увидела его поздней осенью прошлого года, он был особенно печальным и запущенным, позолота на обложке меланхолично отслаивалась. Теперь она была восстановлена до веселого голубого цвета малинового яйца, золотые узоры из роз, певчих птиц и прыгающих зайцев окружали название: Полное Собрание Сказок Аустермира. Все это время у нее не было возможности прочитать ее.
Когда она открыла книгу, то обнаружила на узорчатых обложках рукописное посвящение: Моей любимой — пусть ты всегда веришь в сказки. Улыбаясь, она провела пальцами по буквам, ощущая, какие углубления они оставили на бумаге. Это была одна из тех вещей, которые она больше всего любила в книгах. Возможно, она никогда не узнает, кто написал посвящение, как давно и кому, но она может ненадолго сцепить с ними руки в вечности — случайная встреча душ, ставшая возможной благодаря их общей любви к сказке.
Мгновение спустя ее ждал второй сюрприз: на голубой ленте гримуара уже красовался знакомый заголовок главы, Три Невозможные Задачи.
— Ты сделал это специально? — спросила она. Возможно, оно подслушивало ее разговор с Натаниэлем накануне. Но оно ответило ей трепещущей лентой в знак отрицания. Оно зашелестело страницами, перелистывая очередную главу под названием Принц-Сирота, а затем вернулось к Трем Невыполнимым Задачам. Он пытался что-то сообщить, но она не могла понять, что именно. Озадаченная, она уселась читать.
Иллюстрации в этом гримуаре тоже двигались, но были более подробными, богато изображая залитую лунным светом башню, в которой спала принцесса, ее камни заросли розовыми лозами. Дочитав сказку до конца и задержавшись на странице, где крестьянский мальчик держит в руках кувшин с отраженным звездным светом, она снова обратилась к Принцу-сироте. Перечитав ее, она не стала более просвещенной, чем прежде. Это была простая сказка о принце, который в младенчестве потерялся в пустыне и был воспитан сначала зайцем, потом совой, лисой и волком, усвоив от каждого из них важные уроки. Она изучала иллюстрацию его коронации в качестве короля, когда сверху раздался взрыв.
Любопытство одолело ее. Подойдя к двери кабинета и напрягая слух, она обнаружила еще несколько звуков: отдаленные удары и стуки, скрип лестницы; однажды раздался громкий грохот, за которым последовал сильный запах эфирного горения. Что они могут означать, она не могла предположить.
Натаниэль присоединился к ужину поздно, его волосы были взъерошены так, как она никогда не видела, рукава были опалены, а на одной щеке красовался след от ожога. Он набросился на еду так, словно ему грозила голодная смерть, а затем снова исчез в глубине поместья, не проронив ни слова.
— Не бойтесь, госпожа, — сказал Сайлас в тот вечер, закрывая шторы в спальне от темноты. — Господин Торн справится с этой задачей. Иначе я был бы сейчас с ним, высказывая свое мнение по этому вопросу.
В это Элизабет могла поверить.
— Значит, ему ничего не угрожает?
Сайлас лишь улыбнулся.
— Спокойной ночи, госпожа, — тихо сказал он и выскользнул за дверь.
***
На следующее утро она проснулась от необычных звуков. Лязг. Скрежет. Металлический визг. Эти звуки сопровождались разговором шепотом, который она улавливала через дверь: «Тихо!» и «Ты ее разбудишь!». Наконец Элизабет не выдержала. Она вскочила с кровати и распахнула дверь.
Она смутно заметила, как Мёрси скрылась за углом, оставив Натаниэля в коридоре одного. Но ее внимание было приковано к видению перед ней.
Он принес ей с чердака доспехи, сверкающие на подставке, словно только что выкованные.
— Он очищен от проклятий, — объявил Натаниэль, слегка запыхавшись. — Сайлас посоветовал мне немного подправить его, но он и так был почти подходящего размера.
— Могу я потрогать его?
— Да. Это для тебя.
Элизабет шагнула вперед. Ее пальцы с удивлением ощупывали холодный полированный металл, слегка задевая гравировку в виде шипов и натыкаясь на швы. Она едва могла дышать. Подобные ощущения она испытывала лишь дважды в жизни: первый раз, когда в тринадцать лет получила ключ Духовенства, а второй — когда узнала, что директор Ирена оставила ей в завещании Демоноубийцу.
Краем сознания она заметила, что Натаниэль наблюдает за ней, но не улыбается, а изучает ее выражение лица, словно запоминает его, чтобы спрятать на будущее, как письмо, которое однажды станет потертым и помятым от заботы.
— Не похоже, что тебе это нужно, — сказал он, его голос был обманчиво легким. — Ты и так ужасающе несокрушима. Но я рад, что тебе нравится.
— Нравится, — ответила она с трудом. — Натаниэль, мне нравится. Спасибо.
— Входная дверь снова открывается! — крикнула Мёрси снизу.
Она оторвала взгляд от доспехов.
— Как тебе это удалось? Проклятие должно было быть нерушимым.
Прислонившись к стене, он усмехнулся.
— Скажем так, колдовство значительно продвинулось вперед с 1600-х годов.