— Думаю, я хотела бы примерить его.
Когда выяснилось, что он не подумал так далеко — окна потемнели в ответ, а ставни начали зловеще дребезжать — Сайлас быстро пришла на помощь, неся свернутый сверток с одеждой Натаниэля, которую было практичнее надеть под доспехи, чем под ночную рубашку. Она стоически терпела, пока Сайлас инструктировал его, как надевать каждый предмет («Здесь много железа, госпожа, поэтому я бы предпочел не прикасаться к нему даже в перчатках»), мучительно ощущая, как его длинные пальцы ловко застегивают поножи и палаши, как его тепло близко, а его дыхание нежно касается ее кожи.
Когда он наконец закончил, его зрачки были темными. Казалось, ему потребовалось некоторое усилие, чтобы отстраниться и опустить козырек шлема.
— Топиарии все еще рыщут там, — предложил он, и его голос звонким эхом отозвался в ее ушах. — Как думаешь, ты можешь взять реванш?
***
Спустя несколько часов и десятки обезглавленных топиариев Элизабет почувствовала себя неудержимой. В конце концов ей пришлось сделать перерыв, но и в доспехах она почти не уступала чарам Поместья Торн. В конце концов несколько топиариев так и не смогли отрастить себе головы и с позором скрылись за углом.
До конца дня она ходила в доспехах. Она с радостным лязгом носилась по коридорам. Она весело поднималась и спускалась по лестнице. Отстегиваться оказалось неудобно, но и с этим она справилась после нескольких стратегических расстегиваний ремней в туалетной комнате. Когда наступила ночь, ей захотелось посмотреть, каково это — спать в доспехах, но Сайлас бросил на нее неодобрительный взгляд, и она тут же согласилась снять их.
Натаниэль, казалось, испытал странное облегчение. Он провел весь день, притворяясь, что у него много важных дел, которые сводились в основном к тому, что он расхаживал по поместью с озабоченным видом, а потом останавливался, чтобы поглазеть на нее, когда думал, что она не видит. Очевидно, что он притворялся, потому что никогда не занимался домашними делами; и уж во всяком случае, она не могла придумать ни одного, для выполнения которого ему пришлось бы расхаживать взад-вперед между столовой и фойе, энергично расстегивая воротник.
Этой ночью ей приснился тревожный сон. Она была рыцарем, стоящим у трона в огромном мерцающем зале и не способным пошевелиться. Она хотела сказать Натаниэлю, что доспехи не были очищены от проклятий и заперли ее внутри, но, попытавшись открыть рот, не смогла издать ни звука. В этом сне он был королем, но его трон пустовал; вместо него он стоял на коленях у подножия помоста, где в камне был высечен круг призыва. Пока она смотрела, он пролил на него свою кровь и прошептал имя, которое Элизабет не могла расслышать. Ее охватил безумный ужас. Какое имя он использовал? Сайлас или Силариатас?
Когда над ним появился Сайлас, определить было невозможно — он выглядел так же, как и всегда в круге призыва, исхудавший и черноглазый от голода. Только на этот раз он держал корону над склоненной головой Натаниэля. Элизабет попыталась выкрикнуть предупреждение, но не смогла. Она знала, что, когда корона опустится, произойдет нечто ужасное.
Крик пронзил ужасную картину. Она рывком проснулась, ее мышцы покалывало от ужаса. На мгновение она не могла пошевелиться, как во сне, — ее парализовало, когда крик оборвался рваным всхлипом. Затем в голове прояснилось, и она начала действовать. Откинув одеяло, она схватила Демоноубийцу и достала из ящика тумбочки горсть соляных кругляшей.
В коридоре поместье выглядело несколько иначе: консольный столик отсутствовал, а на обычно пустой стене висела картина. Так, как объяснил ей Сайлас, выглядело поместье в детстве Натаниэля. Это была не реальность, а иллюзия, подобная той, что он создал для королевского бала, придуманная его мечтательным разумом. Если бы Элизабет подошла к тому месту, где, по ее мнению, находился стол, она бы непременно наткнулась на него носком ноги, хотя и не могла его видеть.
Ей захотелось попробовать, просто чтобы убедиться в этом. Неземные крики прекратились, и в воздухе появился слабый запах земли и гнили. Это был не тот кошмар, в котором кровь сочилась из стен, а призрак Алистера Торна шатался по коридору, сжимая перерезанное горло; это был даже не новый кошмар, в котором хриплый, измученный голос Сайласа шептал из стоков и шкафов, умоляя их о помощи.
Ей почти хотелось, чтобы так оно и было.
Завернув за угол, она едва не столкнулась с жесткой спиной Мёрси. Девушка стояла, как окаменевшая, вглядываясь в темноту за тусклыми лампами. Элизабет смогла разглядеть женскую фигуру, странно склонившуюся на одну сторону и одетую в длинный, покрытый грязью саван. У Элизабет свело живот. По опыту она знала, что не стоит слишком пристально вглядываться в лицо женщины. Прежде чем черты лица успели сфокусироваться, она бросила один из кружочков соли, и иллюзия исчезла, рассыпавшись белой искрой.
Мёрси подскочила, когда Элизабет коснулась ее плеча.
— Это просто очередной кошмар, — сказала она.
— Это плохой кошмар, — заметила Мёрси, побледнев.
— Если ты хочешь… — Она прервалась, вспомнив, как Мёрси храбрилась с метлой и шваброй. Если бы Элизабет сказала ей, что она может спрятаться на кухне, она бы не пошла; ей бы казалось, что она убегает. — Ты могла бы сделать нам чайник, — предложила она вместо этого, вдохновившись. — Натаниэль, возможно, захочет выпить, когда проснется.
Мёрси кивнула головой и с благодарностью направилась к лестнице, на ходу оглядываясь через плечо.
Кошмары обычно не затрагивали кухню, подумала Элизабет, возможно, потому, что с ней у Натаниэля не было связано никаких плохих воспоминаний. От этой мысли у нее сжалась грудь, хотя сердце оглушительно стучало в ушах. Она снова пустилась бежать по коридору. Когда она приблизилась к спальне Натаниэля, женщина снова появилась, стоя в свете лампы. На этот раз Элизабет пробежала мимо нее, не останавливаясь, сопротивляясь страшному желанию повернуться и посмотреть. Это лицо ничем не напоминало портрет, висевший в фойе, Шарлотту с ее нежной улыбкой и сияющими глазами.
Дверь Натаниэля была открыта. Он лежал в постели, привалившись к изголовью, лицо его было в крови, ночная рубашка расстегнута спереди, а шрамы от дуэли с Эшкрофтом резко выделялись. Он так сильно дрожал, что она видела, как трепещут пряди его волос. На полу у его кровати стоял стакан, на ковре расплывалось пятно — это было его лекарство.
Должно быть, он выбил его из рук Сайласа. Демон сидел рядом с ним, но Натаниэль почти не ощущал его присутствия, даже когда Сайлас схватил его за лицо и насильно повернул голову. Его взгляд по-прежнему был устремлен в угол комнаты.
— Хозяин, там ничего нет.
— Ты ошибаешься, — хрипло ответил Натаниэль. — Я вижу это.
— Я бы не позволил такому находиться в доме.
— Как ты можешь так говорить? Ты помогал ему — ты нес… — Его голос оборвался. — Ты нес тела для него. Я видел тебя.
Сайлас ненадолго закрыл глаза. Затем он посмотрел на Элизабет, в его взгляде светилась невысказанная просьба.
Поколебавшись, она вошла в комнату и наконец увидела то, на чем остановился взгляд Натаниэля: в углу комнаты, покрытое могильной грязью, стояло то, что когда-то было ребенком. Ее охватил ужас. Она видела много ужасных вещей во время кошмаров Натаниэля, но никогда не видела его младшего брата, Максимилиана.
Это всего лишь иллюзия, напомнила она себе и потянулась за кружками соли. Через мгновение от ужасного призрака осталось лишь сверкающее белое облако.
Натаниэль изумленно смотрел на нее, словно это она творила волшебство, а не он. Она отложила Демоноубийцу и вскарабкалась на кровать. Мгновение спустя она уже заключила его в объятия и крепко прижимала к себе.
Сайлас встал, подошел к окну и выглянул наружу.
— Мне приснился сон, — грубо сказал Натаниэль, только сейчас придя к пониманию. Элизабет ничего не ответила, лишь погладила его по мокрым от пота волосам.
— Дай мне третье задание, — пробормотал он, приглушенно прижимаясь к ее груди.