— Ты можешь снова спать здесь, — сказал он, продолжая пристально смотреть на нее. — Если в окно ворвется топиарий, нам, возможно, придется отбиваться от него вместе.
Элизабет посмотрела на кровать. Это было огромное чудовище с балдахинами, вышитыми висюльками и нагромождением подушек, более чем достаточное для двоих.
— Но ты же не думаешь, что это произошло из-за того, что мы спали вместе? Спали в одной постели, я имею в виду, и целовались. (Нашлась причина для такой реакции. Тьфу. Может быть, поместье против их бездействий, т. е. дальше не зашли? Я вот против!)
— Мы же никогда раньше не целовались в этой комнате, — заметил Натаниэль, подняв брови. Ее щеки вспыхнули. С некоторым усилием ей удалось не смотреть на кресло у окна. — И даже если мы и оскорбили дом своей шокирующей неосмотрительностью, — продолжал он, — ущерб уже нанесен. Вряд ли мы сможем сделать еще хуже.
Она не была в этом уверена, но все равно перебралась на другую сторону кровати, повесила халат и скользнула под одеяло. Демоноубийца легла рядом с тумбочкой, в пределах досягаемости.
— Никаких поцелуев, — сказала она. — На всякий случай.
Он перевернулся к ней лицом.
— Да, мой ужас, — послушно ответил он с лукавым блеском в глазах.
Она взяла одну из подушек и плотно положила ее между ними, что вызвало у Натаниэля смех. Он щелкнул пальцами, и балдахины, освободившись от завязок, с тихим шелестом сомкнулись вокруг кровати, закрыв ее от посторонних глаз.
ДВА
ЭЛИЗАБЕТ ПРОСНУЛАСЬ в темноте, ни о чем не думая, кроме тепла тела Натаниэля, которое было совсем близко, почти касалось ее; она чувствовала, как свободная ткань ее ночной рубашки слегка задевает его, когда она вдыхала и выдыхала, и внезапно она стала осознавать каждое место, где шелковистая ткань касалась ее кожи. Она почувствовала запах мыла, которым он пользовался, смешанный с его собственным теплым ароматом. Его волосы щекотали ей нос. Когда она чуть-чуть сдвинула голову, его лицо оказалось в дюйме от ее лица.
Он выглядел совершенно спокойным, если не считать глубокой бороздки между бровями. Это придавало ему серьезный, но немного потерянный вид, как будто сон заставил его блуждать в незнакомых местах. Она наклонилась вперед и нежно поцеловала это место. Когда она отстранилась, он уже проснулся и наблюдал за ней.
— Скривнер, — сказал он серьезно. — Похоже, ты промахнулась.
И вот они уже целуются, настоятельно и неуклюже. Ее нос неуклюже ударялся о его, ее нога запуталась в простынях, ее локти ударялись обо все подряд — но это было неважно. Ему, очевидно, было все равно. В какой-то момент они оба чуть не свалились с кровати, и тогда единственная здравая мысль пронзила туман ее сознания, как солнечный луч: подушка. Разве здесь не должно было быть подушки?
Как только она вспомнила об этом, стон ветра в поместье поднялся до опасного воя. Сверху раздалась серия роковых ударов и скрежета, словно что-то пронеслось по крыше.
Они оба замерли, глядя друг на друга. Губы Элизабет покалывало, а дыхание Натаниэля овевало ее лицо в темноте. Никто из них не говорил, ожидая, прекратится ли шум.
Не помогло.
— Думаю, надо проверить крышу, — наконец прошептала она.
Он плюхнулся обратно на кровать, затем застонал и потянулся за своей тростью.
— Возможно, ты захочешь взять с собой Демоноубийцу.
Она высунула нос из-за вешалки и тут же пожалела об этом. В спальне Натаниэля было прохладно.
— Куда мы идем? — спросила она, натягивая халат и для надежности укутываясь одним из одеял.
Он зловеще ответил:
— На чердак.
Элизабет никогда не видела чердака. Нагнувшись, она достала Демоноубийцу. Затем она с любопытством последовала за Натаниэлем по коридору, который оказался еще холоднее, чем его комната. Старинный дом стонал и содрогался вокруг них, как корабль в шторм. Когда она остановилась, чтобы раздвинуть занавески и выглянуть наружу, за окном проносились огромные хлопья снега, закрывая обзор.
Вход на чердак оказался дверью для слуг в конце коридора. За ней находилась старая узкая лестница, внутри которой температура упала еще больше: дыхание падало во мрак призрачными облаками. Натаниэль протянул ей факел и зажег его, пробормотав заклинание. Фитиль вспыхнул зеленым светом, озарив кривые ступени, проступи которых были покрыты толстым слоем пыли.
Лестница жалобно скрипела при подъеме. Натаниэль, прихрамывая, следовал за ней, готовый подхватить ее, если нога подведет; только в последний месяц он начал подниматься по лестнице без посторонней помощи.
Грохот становился все громче, чем ближе они подходили к чердаку. Это всего лишь отвалившаяся черепица, сказала она себе, хотя по звуку было похоже, что на крыше сидит демон и пытается пробраться внутрь. Сердце заколотилось, когда Натаниэль открыл вторую дверь на верху лестницы, открыв темное, зияющее пространство. Она удивленно огляделась вокруг.
Колышущееся на сквозняке пламя костра освещало музейное нагромождение предметов, уходящих в темноту: зачехленная мебель, огромные потускневшие зеркала, детская лошадка-качалка, дорожные сундуки, старомодные пальто и платья, висящие на латунных вешалках, коробка с жутковатыми куклами, средневековые доспехи на подставке и, как ни странно, целая карета. Через мгновение она узнала в ней ту самую карету, в которой ездила с Натаниэлем, и поняла, что никогда не спрашивала, что он делает с ней, когда не пользуется. Она предположила, что он должен исчезать здесь с помощью магии. Паутина висела над головой, как рваный серпантин, и развевалась на ветру, свистевшем сквозь щели. Было очень холодно, и все вокруг сильно пахло пылью.
— Будь осторожна, — посоветовал Натаниэль, когда она направилась к доспехам. — Можешь осмотреться, но ничего не трогай. Мне в детстве не разрешали здесь играть — некоторые предметы прокляты.
Элизабет ухватилась за рукоять Демоноубийцы, проходя мимо коробки с куклами.
— Мы должны подойти еще раз днем. — Когда Натаниэль поднял на нее брови, она пояснила: — К доспехам может подойти оружие.
— Это как раз то, что нам нужно, — чтобы ты раздобыла меч, проклятый одним из моих злобных предков. Скривнер, я знаю, что это противоречит твоей натуре чистокровного воина, но если ты увидишь что-нибудь острое, пожалуйста, сделай над собой усилие и не поддавайся.
Она едва слышала его. Ей было интересно, подойдут ли ей доспехи. На вид он был примерно подходящего размера. Она наклонилась поближе, и ее дыхание коснулось металла, на котором был вырезан замысловатый узор из шипов.
Тишину чердака пронзил слабый ржавый скрип, когда козырек шлема повернулся и посмотрел на нее, обдав струйками пыли. Она отпрыгнула назад, волосы встали дыбом. Ей пришлось несколько раз сглотнуть, прежде чем она смогла заговорить, пристально глядя на доспехи, которые теперь снова стояли совершенно неподвижно, как будто и не двигались.
— Натаниэль…
— Они прокляты, — сказал он, даже не обернувшись. Он что-то чертил на одной из балок кусочком мела, который достал из халата.
Элизабет посмотрела на лошадку-качалку.
— Тоже проклята, — сказал Натаниэль, по-прежнему не оборачиваясь.
— Зачем кому-то проклинать лошадку-качалку?
— Я вижу, ты никогда не встречались с Прадедушкой Вольфрамом. К счастью, я тоже. — Затем он погрузился в состояние сосредоточенности, которое, как знала Элизабет, нельзя было прерывать. Изумрудное свечение распространилось от его руки на балку и вверх к крыше. К счастью, то, что он делал, похоже, сработало. Дребезжание стало стихать.
Элизабет неподвижно стояла ровно посередине прохода между предметами. Она хмуро посмотрела на лошадку-качалку, а затем окинула кукол вызывающим взглядом. Они не двигались. Только она начала расслабляться, как взгляд ее упал на что-то странное в одном из углов — бледное пятно в тени, на котором проступали знакомые очертания: темные впадины глаз, прорезь рта. Она подняла тапер. В темноте за каретой смутно проплыл плетеный визави. Не раздумывая, она подняла Демоноубийцу.