Еле видимый, у горизонта появился силуэт корабля.
Девчонка мгновенно вскочила на камень и неистово закричала:
— Эй, пират, посмотри: это корабль моего отца! Он вышел в море. Я его ждала три дня. Папка знает, что я встречаю его на этом камне. Он стоит высоко на мостике и смотрит в свой мощный бинокль. Он видит меня. До свиданья, папа! Счастливого плавания!
Она подпрыгивала на камне, махала своим красным платочком, повторяла: «Счастливого плавания! До свиданья, папа!»
Вскоре силуэт корабля исчез в голубой дымке за горизонтом.
А девочка еще несколько минут стояла на камне, вглядываясь в сверкающую даль залива, потом соскочила на песок.
Котька сидел, прислонившись к валуну, вялыми, беспомощными руками поглаживая ноги.
Лешка и Борис широко открытыми от удивления глазами смотрели то на своего друга, то на странную девчонку.
Она собрала вещи и, указывая на Котьку, сказала:
— Снесите его на пляж. Там есть кафе-ресторан. Напоите вашего дружка горячим чаем с лимоном — и он придет в себя.
Лешка и Борис недоумевающе переглянулись.
— Ну, что вы онемели, что ли? — спросила она строго. — Деньги у вас есть?
— Не-е-ет, — сказал неуверенно Лешка.
Она покопалась в сумочке и, достав рубль, бросила его на песок:
— Действуйте!
И пошла по воде к берегу, весело напевая:
Больше они никогда ее не встречали.
Ребята рассказывают, что Котька стал неузнаваемо тих, скромен и уже не похваляется своей силой. Он по-прежнему избегает девочек и не дружит даже с одноклассницами. Но если кто-нибудь из ребят отзовется о девочках пренебрежительно, он неизменно замечает: «Брось трепаться! Помолчи уж лучше! Сам ты — пигалица!»
Фруктовый десант
— Одну минуточку, гражданин! Не бросайте! Прошу вас… — услышал я за своей спиной торопливый и энергичный мальчишеский голосок.
Я обернулся.
На тротуаре стояли мальчик и девочка. Оба смуглые, худощавые, синеглазые, похожие друг на друга, как брат и сестра.
— Извините, пожалуйста, — сказал мальчик, сконфуженно перекладывая портфель из одной руки в другую. — Не могли ли бы вы отдать нам семечки этого яблока?
Очевидно, на моем лице появилось удивление или я выразил его слишком явно невольным жестом, но только мальчик, не дождавшись моего ответа, пояснил:
— Вот от этого яблока, которое вы только что ели…
Я действительно ел яблоко, стоя у газетного киоска и дожидаясь «вечерки». Сейчас в руках у меня была его обкусанная сердцевина с тускло поблескивающими черными семечками. Я бы выбросил этот объедок в урну, если бы мальчик не остановил меня.
— А на что вам эти семечки, ребята? — спросил я. — Вы что, юные натуралисты, садоводы?
— Да, мы садоводы, — подтвердил мальчик. — Мы мичуринцы.
— Вот как! — сказал я, разглядывая ребят.
Девочка была в шерстяном школьном платье с тугонакрахмаленным белоснежным передником. Мальчик — в форменных брюках и спортивной тужурке, на рукаве которой пламенели две нашивки. Отлично отутюженные шелковые пионерские галстуки придавали ребятам нарядный вид.
— Я не понимаю только одного, — сказал я. — Если вы мичуринцы, то разве у вас нет своих семян. Город завален яблоками. Вы что же, вот так и пристаете ко всем, кто ест на улице яблоки?
— Нет, мы ни к кому не пристаем, — поспешно прервала меня девочка, заливаясь румянцем. — У нас нет такой привычки. — В голосе ее послышались нотки обиды. — Мы увидели, что вы едите какое-то необыкновенное яблоко, странной грушевидной формы. И нам захотелось получить семена этого яблока.
— Однако вы наблюдательны, ребята. Верно, я ел не простое, а замечательное яблоко. К сожалению, я не знаю, как оно называется. Но оно приехало из Франции.
— Вот в том-то и дело! — воскликнул с удовлетворением мальчик. — Мы же и говорим. Разве бы мы стали зря приставить из-за грушевки, барвинки или белого налива.