— Товарищ капитан, а ведь для меня осталась нерешенной еще одна загадка. Я имею ввиду скелет, который я обнаружил в подвале дома, где, как оказывается, жил старший штейгер. Вы не спрашивали Ха-Ю об этом?
— Как же, конечно спрашивал, но он категорически утверждает, что узнал об этом только тогда, когда заглянул в освещенный подвал и увидел там вас. Китаец высказал предположение, что это мог быть кто-то из служащих прииска или белогвардейцев, убитых или раненых в то бурное время. Полное отсутствие каких-либо документов или предметов на трупе не позволяет выдвинуть пока ни одной приличной версии. По-видимому, эта ваша находка так и останется тайной, покрытой мраком минувших лет и событий.
На этом мы распрощались.
Через пару дней я вернулся в партию, ободренный обещаниями руководства управления выделить дополнительные средства и людей для обеспечения возросшего объема проходческих работ. Вскоре в нашем лагере началось большое оживление — прибыли новые люди, привезли буровые станки и мне, наряду с основной проходкой, пришлось пробивать несколько рассечек для их установки. Дел было по горло и некогда было даже сходить поохотиться на рябчиков.
Однако обстоятельства вскоре снова заставили меня вспомнить о злополучном гезенке. Наша новая штольня был заложена на двадцать метров ниже старой. И вот для того, чтобы обеспечить ее более надежную вентиляцию, я решил, как говорят горняки, «сбить» обе штольни вертикальной выработкой. Для уменьшения проходки я решил пройти восстающую выработку из нижней штольни и соединить ее с гезенком. Так как гезенк вновь был полон воды, то последние метры перед сбойкой пришлось проходить очень осторожно во избежание внезапного прорыва воды. Последние метры мне пришлось бурить самому с помощью длинного бура, вставленного в телескопный перфоратор.
Когда коронка достигла дна гезенка, из шпура ударила тугая струя ледяной воды и мне пришлось срочно ретироваться из восстающего.
После того, как сбежала вся вода, и мы произвели последнюю отпалку, я остался наблюдать за уборкой взорванной породы, внимательно следя за каждым куском. Мне казалось, что на дне гезенка могли остаться куски кварца с золотом, которые вполне мог пропустить Балтандорж. И я не ошибся в своих предположениях. Кроме пары кусков золотоносного кварца я нашел изрядно помятый медный цилиндр с завинченной и запаянной крышкой. После довольно трудной операции вскрытия, я обнаружил в нем неплохо сохранившуюся геологическую карту района приисков, на которой было указано несколько золотоносных жил, не отрабатывавшихся в период деятельности общества «Монголор». На карте стояла подпись, инициалы и фамилия — В. Н. Малин, Суцзуктэ, 1918 г. Наши геологи решили сразу же ее проверить и действительно в местах, соответствующих указанным на карте, обнаружили зарубки на старых деревьях, под которыми нашли засыпанные разведочные шурфы и канавы. Мы предприняли энергичные меры для их расчистки и опробования и убедились, что эти жилы являются настоящим подарком старого штейгера. Они позволяли надеяться на то, что в этих красивых и доселе заброшенных местах в скором времени вновь начнется добыча золота
ГЛАВА XV. Возвращение в Союз
За постоянными заботами незаметно пролетела зима. Сошел снег на вершинах сопок и однажды утром они вновь оделись в нежный розовый наряд цветущего багульника. Исполнилось два года моего пребывания в Монголии. Я сильно стосковался по Родине, своему руднику и, несмотря ни на какие уговоры и ссылки на недостаток специалистов, заявил о желании уволиться в связи с окончанием контракта.
В апреле мы с женой после двух лет вернулись в СССР. Когда мы вышли на перрон пограничной станции Наушки, то с особой остротой почувствовали, что мы снова в своей родной стране, а значит — дома.
После возвращения на Родину я около года проработал на руднике, а потом поступил в аспирантуру. Воспоминания о Монголии были еще очень свежи в памяти и я часто переписывался с Валерием Логиновым, посвящавшим меня во все тамошние дела, которые, к великому сожалению, шли на полное сворачивание разведочных работ. Несмотря на дополнительные находки по старой карте, запасы месторождений оказались недостаточными для их эффективного освоения, и было принято решение о консервации горных работ и ликвидации партии. Валерий горячо доказывал возможность добычи золота на разведанных запасах, но железная логика цифр оказалась сильнее. Эксплуатация месторождений на данном этапе оказалась бы экономически нерентабельной.
В одном из писем Валерий написал, что в Историческом музее была открыта экспозиция наших находок, вызвавшая большой интерес у посетителей. Он даже прислал вырезку из газеты «Унэн», в которой давалось описание экспонатов, и была помещена фотография нефритовой вазы. Естественно, заметка была на монгольском языке. В заключение письма Валерий передавал мне привет от капитана Батмунга. Вскоре после этого Валерий вернулся в Союз, и наша переписка естественным образом прекратилась.