Я сделал эти отступления от основной темы повествования с тем, чтобы читатель имел возможность составить весьма приблизительное представление о том, в каких непривычных условиях пришлось жить и работать мне и большей части наших специалистов, приехавших в эту страну с благородной миссией оказывать всемерное содействие ее народу на пути построения цивилизованного общества. Каждый из нас старался по мере своих сил и собственного культурного уровня, но я до сих пор не очень уверен в том, что наши усилия были действительно так уж необходимы для большей части населения этой страны. Сомневаюсь я также и в том, стоит ли, даже из лучших побуждений, ломать вековой жизненный уклад людей, не считаясь с их привычками и обычаями. К сожалению, многие наши специалисты не обладали чувством такта и вызывали у аборигенов раздражение, переходящее порой в открытую неприязнь. Я видел это и потому ограничивал свою просветительскую миссию только техническими вопросами, памятуя о том, что прибыл сюда для оказания именно технической помощи и не больше. Однако пора вернуться к основной теме.
ГЛАВА III. Проблемы восстановления
После завтрака в юрту вошли двое, одетые в подобие рабочей спецовки. Одного из них Цевен представил мне в качестве моего первого помощника по всем горным делам. Его звали Джанцан. Это был плотный мужчина лет сорока с круглым добродушным лицом и внимательным взглядом. Второй, по имени Ботсурен, был молод, высок, худ и значился в штатах партии в качестве горного мастера. На его голове красовалась блестящая пожарная каска с высоким гребнем как у греческого гоплита, изображением пылающей и готовой взорваться гранаты и надписью «Всегда готов!». Увидев эту долговязую фигуру в нелепом головном уборе, я едва удержался от смеха и понял, что даже начальствующий состав партии не обеспечен ни спецодеждой, ни шахтерскими касками. Начинать свою деятельность приходилось буквально с пустяков.
Не тратя времени на разговоры, мы отправились на объект — главную штольню бывшего прииска Суцзуктэ. От базы к ней вела старая, успевшая зарасти деревьями и кустарником, дорога, но, ведомые легконогим Ботсуреном, мы направились к штольне прямиком через лес. Не более чем в полусотне шагов от нашей юрты я увидел полуразвалившуюся от времени и непогоды бревенчатую избу с проваленной тесовой крышей и остатками почерневших оконных рам. От печальных развалин веяло запустением и тленом. Через полусгнившие стропила успели прорасти несколько молодых осин и березка. Преодолев по лесу метров триста, мы вышли к подножию старого отвала, на заснеженном склоне которого я увидел глыбы грязного льда, выброшенные совсем недавно.
Мы обошли отвал, и вышли на его верхнюю площадку. В центре полукружия отвала я увидел устье старой штольни, небрежно закрепленное бревнами. Из него в этот момент выходил молодой здоровенный монгол в дэле и малахае, согнувшийся под тяжестью мокрого мешка. Он донес мешок до бровки отвала и вывалил из него очередную порцию ледяных глыб. Не задавая вопросов, я прошел в штольню. Картина была незабываемо удручающей — в десятке метров от устья все пространство от почвы выработки и почти до ее кровли было заполнено льдом, в котором можно было насчитать ровно столько слоев, сколько лет прошло с того момента, как работы здесь были прекращены. У ледяного забоя я увидел шестерых рабочих — двое кайлами отбивали лед, двое совковыми лопатами накладывали его в мешки, двое сидели на корточках вдоль стенки выработки и молча курили длинные трубки. Все пространство освещалось двумя свечами да остатками дневного света, доходившими сюда от устья. Глядя на эту первобытную картину, я понял, что все здесь придется начинать буквально с нуля.
Увидев начальство, рабочие прекратили работу, дружно уселись вдоль выработки и стали набивать «дунзой» свои трубочки. Я попытался разобраться в обстановке и на помощь мне пришел Ботсурен. При содействии Цевена в качестве переводчика он сказал, что лазил вглубь штольни, что ледяная пробка тянется метров на пятьдесят, а затем сходит на нет. Полную длину выработки он не знает, но предлагает мне посмотреть все своими глазами. Что ж, посмотрим.
Запасшись свечами и спичками, мы протиснулись с ним под самую кровлю и по-пластунски поползли в тесном пространстве. В ряде мест пришлось осторожно протискиваться под лопнувшими «огнивами» (верхними балками) крепления. Где-то метров через двадцать мы уперлись в сплошную мешанину из старой крепи и больших кусков обрушившейся породы. Ботсурен ящерицей полез вверх, я — за ним. Мы обошли завал сверху и вновь спустились на ледяную поверхность. В голову невольно закралась тревожная мысль — что если мы своим вторжением в этот хаос нарушили его устоявшееся за десятилетия равновесие? Если случится обвал, то мы надолго окажемся запертыми в этом мрачном подземелье.