Мы позавтракали и вместе вымыли посуду. Периодически мы слегка касались друг друга, смотрели друг на друга, но ничего не говорили. Мы так много разговаривали в предыдущие дни, что теперь было приятно помолчать.
Потом мы стали готовиться к отъезду. Йенс снял с двуспальной кровати простыни и упаковал их в эксклюзивный чемодан из гофрированного алюминия. Ноутбук он уложил в специальную сумку, а принтер — в другую. Это заняло у него две минуты, и комната сразу приобрела такой вид, будто он тут и не появлялся. Остатки еды Йенс упаковал в полиэтиленовый пакет. Мой же багаж состоял из газетной вырезки и подаренного мне Йенсом текста.
Мы засунули вещи в машину. В последнюю секунду я нащупала в кармане куртки ржавый запасной ключ от дома. Я заползла под веранду и положила его обратно в раковину. Йенс сказал, что это излишне, поскольку ни Лис, ни Эва про раковину уже наверняка не помнили, но я настояла на том, что ключ необходимо вернуть на место. Пока я ползала на четвереньках, вдыхая странную смесь запахов моря и земли, и искала в потемках раковину, мне вдруг пришло в голову, что, говоря «излишне», Йенс, возможно, имел в виду «неудобно».
— Не беспокойся, — сказала я, отряхнув колени и руки и открыв машину. — Я больше ключом не воспользуюсь. Просто я считаю, что вещи следует возвращать туда, откуда ты их взял.
Он улыбнулся, но ничего не сказал и залез в машину.
Издали дом походил на самую обычную, ничем не примечательную одноэтажную виллу. Складывалось впечатление, что его просто выбросили на ровное место среди желтеющих лугов. Чуть подальше виднелся мелководный морской залив, в котором плавали лебеди.
Когда мы обогнули дом, стало видно, что он больше, чем казалось поначалу. От первого корпуса отходили еще два таких же флигеля, а между ними располагалась терраса с шелковистыми посеревшими досками и выступом камина. С этой стороны было много окон и дверей, и здание выглядело значительно приятнее и гостеприимнее.
Йенс прошел через террасу и легонько постучал в одну из дверей. Занавеска на ближайшем окне чуть отодвинулась. Я увидела Майю, которую наполовину скрывала белая хлопчатобумажная ткань. Возможно, сыграл свою роль и контраст между белизной занавески и темным цветом ее волос и кожи. Или то, что Майю было видно не целиком. Но лицо за оконным стеклом показалось мне невероятно экзотичным и чужим. В моих воспоминаниях Майя была не такой темной.
Она рассматривала нас одним глазом. Второй оставался в тени, за занавеской. Мне вспомнились сломанные игрушечные очки, которые были на Майе, когда я видела ее в последний раз, и в которых она тоже казалась одноглазой.
Тут занавеска вернулась на место и скрыла ее целиком. Я услышала приближающиеся к двери шаги. Вопрос, который я так и не сформулировала, но который невольно вертелся у меня в голове по пути сюда, снова ярко вспыхнул в сознании: «Она ведь не опасна? Она не буйная?» Я бросила быстрый вопросительный взгляд на Йенса. Он подмигнул мне и понимающе улыбнулся в ответ. Потом он посмотрел в сторону двери и сказал:
— Привет, Майя!
Я перевела взгляд туда. Она так тихо открыла дверь, что я даже не услышала. Майя стояла перед нами, очень худенькая и хрупкая, темнокожая, как африканка. Ее густые, чуть волнистые волосы были собраны в хвост, доходивший до пояса. На ней были джинсы и плотная красная футболка с длинными рукавами и белой эмблемой. Это была дешевая, некрасивая футболка, которую наверняка купили в каком-то супермаркете, но из-за темного цвета кожи самой Майи красная ткань прямо пылала, а дурацкие белые буквы светились, словно тайные символы. На ногах у нее были спортивные тапочки. Трудно было поверить, что ей двадцать восемь лет. Она казалась хрупкой, как четырнадцатилетняя девочка.
— Это Ульрика. Ты, наверное, помнишь ее, она жила в Тонгевике? — спросил Йенс.
Я неуверенно протянула руку. Я держала ее перед Майей всего лишь мгновение, но мне показалось, что прошла целая вечность, прежде чем она медленно подняла руку в ответ. Из чрезмерно длинного рукава футболки показалась ладонь: я никогда не видела такого тонкого запястья. Я легонько пожала ей руку. Мне показалось, что крепкое рукопожатие могло бы причинить Майе боль. Я чуть не рассмеялась, вспомнив о своем беспокойстве по поводу ее возможной буйности.
Йенс в качестве приветствия легонько прикоснулся к ее плечу.
— Можно мы на минутку зайдем? — спросил он.
Ее лицо ничем не выразило ни недовольства, ни радости. Майя словно бы не слышала вопроса. Но Йенс не стал переспрашивать, а просто терпеливо ждал. Тут Майя широко распахнула дверь и мягко скользнула в сторону, давая нам пройти.