Анн-Мари ничего не подкладывала в бюстгальтер, хотя у нее был самый маленький размер. Ее это, похоже, не особенно волновало.
Она принялась расчесывать волосы. За всю зиму она их ни разу не стригла, и они отросли ниже пояса. Несмотря на такую длину, волосы у нее были густые и расходились ото лба двумя пышными волнами.
— Жаль, что я не блондинка, — сказала я.
— Думаешь, тебе бы пошло? Давай посмотрим.
Она придвинулась поближе, перебросила на мою голову часть своих волос и прижалась ко мне щекой. Мы стояли, тесно прижавшись друг к другу, обрамленные одной копной белокурых локонов. Я чувствовала прикосновение ее скулы, кожи, слышала ее дыхание. Волосы Анн-Мари закрывали мне левый глаз, и я вдыхала их аромат. У меня закружилась голова. Мое собственное лицо растворилось в зеркале и слилось с лицом Анн-Мари. Я сделалась частью ее.
Тут Анн-Мари захохотала, и я вновь оказалась самой собой. Но это впечатление навсегда сохранилось в моей памяти. Оно было приятным и в то же время пугающим.
___
~~~
Из больницы ее выписали зимой. Она наотрез отказалась жить с родителями, и врач, с которым ей приходилось периодически встречаться, тоже считал, что ей следует попробовать пожить самостоятельно. Ей был двадцать один год, и все указывало на то, что процесс выздоровления идет благополучно. Она перестала прикрывать руками лицо, ела, как и положено, пользуясь ножом и вилкой, и вела себя как человек. Она осталась молчаливой и замкнутой, но ведь так было всегда.
Кристина поселилась в маленькой квартире неподалеку от больницы. Она должна была ежедневно ездить туда на автобусе, чтобы проходить трудотерапию. Там она рисовала, пекла и играла в настольный теннис. Еще ей приходилось читать газеты вместе с остальными дневными пациентами и обсуждать прочитанное. Она почти ничего не говорила, но этого от нее и не требовали. Хватало того, что она, как положено, приезжала по утрам и принимала участие в общих занятиях.
Поскольку со всем этим она прекрасно справлялась, вскоре ее выписали окончательно. Тогда ей захотелось переехать как можно дальше от больницы. Курировавший ее специалист провела с ней беседу о планах на будущее. «Чего тебе хочется?» — спросила она. Кристина ответила, что хотела бы жить в деревне. Куратор позвонила и договорилась о том, что Кристине сдадут домик.
В один из летних дней они туда отправились: Кристина, ее куратор и местный социальный работник. Домик находился на самом краю полуострова. Собственно говоря, это был остров, но по каменной насыпи проложили дорогу, связавшую его с материком. Для машины дорога была слишком узкой, и последний километр им пришлось идти пешком. Тропинка повела их через луга, где паслись коровы, через лиственные рощицы и заросли терновника.
Домик располагался в низине между гор. Перед ним простиралась некошеная лужайка, валялись обломки досок, какой-то лом и тряпье. Вид у домика был странноватый. Социальный работник рассказала, что его в начале пятидесятых годов построил рабочий с судоверфи. Он приезжал сюда в свободное время и потихоньку приколачивал по досочке. До этого участком пользовались безземельные крестьяне. В память о тех временах остались колодец со стоптанной вконец каменной плитой и старый земляной погреб возле горы.
Внутри дом состоял из одной комнаты. Здесь имелись электрическая плита с двумя ржавыми конфорками и маленькой духовкой, раковина со стоком и древний холодильник. Пол был покрыт кусочками разномастного линолеума. В дополнение к маленькой железной печке к стене был приделан электрический обогреватель, из которого торчали провода. В углу стояла кое-какая уже отслужившая свой век мебель, а на стенах висели картины с морскими пейзажами в безвкусных, кричащих тонах.
Стены рабочий утеплил. Он собирался жить в домике круглый год и писать картины, ради чего даже оставил работу. Но из новой жизни художника ничего хорошего у него не вышло. Он слишком поддался тяге к спиртному, почему и попал в поле зрения местных властей. Он просто лежал на кровати и медленно, но верно спивался. После его смерти дом пустовал, поскольку наследников, желавших предъявить на него свои права, так и не обнаружилось.
Куратор была настроена скептически. Она лишь покачала головой, когда социальный работник открыла дверь в маленький туалет, находившийся с задней стороны дома. Под стульчаком там стояло ведро, содержимое которого следовало закапывать в землю.
Куратор сочла, что жилище слишком необустроенно и изолировано от мира. Очень далеко до магазина, почты и автобусной остановки, и к тому же отсутствует телефон. Селить в таком месте бывшую пациентку ей не хотелось.
Кристина же сразу почувствовала: это то, что надо. Она не обратила никакого внимания на странную асимметрию дома, на старую мебель, безвкусные картины и отвратительный запах. Она видела траву, горы и деревья. Слышала пение птиц, крики чаек и шум ветра. Ей хотелось тут жить.
— Послушай, Кристина. Тебе здесь будет очень трудно. В доме нет даже стиральной машины. Тебе придется стирать простыни и все остальное вручную.
Кристина смотрела на женщин с пригорка. Она только что обнаружила внизу море.
— Здесь красиво, — сказала она.
— Сейчас-то красиво. Но подумай о зиме, — сказала куратор. — Представляешь, как темно будет без фонарей?
— Да, тем, кто боится темноты, тут делать нечего, — согласилась социальный работник, Кристина улыбнулась.
— Я люблю темноту, — сказала она. — И всегда любила.
— У тебя нет ни машины, ни прав. Если с тобой что-нибудь случится, кто сможет тебе помочь? До ближайшего дома два километра.
Но Кристина стояла на своем с таким упрямством, какого прежде куратор у нее не замечала. Она припомнила, как хорошо Кристина справлялась с хозяйственными делами и практическими заданиями на дневном стационаре. Девушка всегда отличалась ловкостью, аккуратностью и терпеливостью. Не давалось ей только общение с людьми. Если ее периодически навещать, возможно, она и смогла бы тут жить.
И Кристина переехала. С собой она решила взять только велосипед. Отец довез его на крыше машины. Он также перевез ее кровать с постельными принадлежностями, кое-какую домашнюю утварь и другие вещи, без которых, как считали родители, ей не обойтись.
С самого раннего детства Кристина не была так счастлива, как сейчас. Большая часть дня уходила на всякие домашние дела. Она преодолевала на велосипеде далекий путь до магазина и делала покупки. Топила печку. Привозила на тачке здоровые чурбаки с лужайки, где какой-то крестьянин повалил и распилил несколько берез. Потом колола их топором на мелкие поленья. Свою кровать она тоже пустила на дрова и сожгла. Ей больше нравилось спать на матрасе, лежащем прямо на полу, среди одеял и подушек, словно в гнезде. Угнетающие картины прежнего хозяина она пустила на растопку в первый же день.
Кристина много гуляла по берегу, по горам и лугам. Часто она находила и приносила домой что-нибудь красивое: ракушки, перья и другие мелочи. Свои сокровища она раскладывала на подоконниках, а когда там не осталось места, заполнила ими единственный имевшийся в доме стол, после чего ей пришлось есть, сидя перед раковиной.
Она готовила еду, мыла посуду и драила щеткой покрытый кусочками линолеума пол. Стирала она на улице, в большом пластмассовом тазу, который купила в магазине. Чтобы довезти таз до дома, пришлось опрокинуть его на сиденье и багажник и всю дорогу до дома идти пешком, ведя велосипед рядом.